– Ваше благородие! Дым на горизонте! - Приблизившийся казак, один из конвойной полусотни, указал нагайкой направо, где в отдалении поднимался черный, едва видимый отсюда столбик.
Разобрать, чем он вызван, было невозможно. Может, пожар, а может, кто-то чересчур усердно жег костер. И даже подзорная труба ничем не могла в том помочь.
Муравьев оглянулся. Ехавший во второй коляске дон Карлос торопливо выбрался из экипажа, крикнул слуге, а сам спешной походкой направился к Николаю.
– Что там? - спросил его Муравьев по-французски, в свою очередь выбираясь из брички.
– По-моему, асиенда, - не слишком уверенно отозвался Хуарес.
Все знать невозможно. Но смуглое лицо кабальеро под неуставной по дорожному случаю шляпой приобрело воинственное выражение, а правая рука легла на рукоять шпаги.
Решение было единственным, и Муравьеву не оставалось ничего иного.
– Коня!
На месте остались лишь денщики с экипажами. Все остальные быстрой рысью направились к столбику дыма.
Краем глаза капитан видел, как казаки деловито пробуют, легко ли выходят из ножен сабли и удобно ли будет достать ружья и пистолеты. Здесь была не Россия, и требовалось быть готовым ко всему. Вон как посматривает по сторонам Хуарес, словно только и ждет нападения со всех сторон сразу, более того - будет подобному только рад.
Муравьев и сам потянул шпагу, а затем скинул чушки с ольстров. По обыкновению всех местных жителей, пистолеты были постоянно заряжены, чтобы в случае чего не терять драгоценных минут.
Да, определенно не Россия.
Хотя: Тоже ведь ее часть:
3
– Землица тут знатная. - Ситников размял в руке комок почвы.
– Да и у нас на Дону не хуже, - отозвался Исаев.
К полудню жара усилилась, и о продолжении работы говорить было трудно. Понятно, почему местные не работают, а отдыхают в тенечке, пока солнце не пройдет высшую часть своего пути по бледному небу.
Тенечек, между прочим, еще тоже найти надо.
Где теперь привычный и родной Дон?
Линия только намечалась, и грядущие станицы существовали большей частью в зародыше. Или в младенческом возрасте, если уж сравнивать возраст поселения с возрастом человека. Да и разве это линия? Станицы разбросаны на таком расстоянии, что перекрыть промежутки заставами почти невозможно. А еще степь: Если бы была река! А тут если что и есть, так болота, и то поближе к морю.
Все-таки худо-бедно, но из времянок казаки перебрались в постоянные дома, да и самое главное - храм уже устремился к небу своими увенчанными крестами куполами. Пусть он еще не был богат внутри, однако дорогие оклады еще приложатся. Была бы вера!
Именно вид церкви мирил казаков с переселением, напоминал им о далекой родине, служил связью с нею:
– Ничего, вот чуток обживемся: - успокаивающе вымолвил Ситников.
Он относился к числу тех, кто с легким сердцем покинул родные края, и теперь вовсю старался устроиться в некогда чужих, а ныне ставших своими землях. Большинство казаков и их семей воспринимали перемену в жизни гораздо хуже, вплоть до тлеющего бунта в самом начале, который едва удалось погасить. Да и сейчас слишком многие жили надеждой когда-нибудь вернуться на Дон. В отличие от них Ситников даже радовался возможности повидать места, о которых не столь давно и слыхом не слыхал.
Люди тоже бывают разными. Кто-то готов всю жизнь прожить на одном месте, а кого-то постоянно гонит ветер странствий.
Но в чем был Ситников прав - земля была действительно богатая. Ничем не хуже прославленных южных черноземов. Да и зимы, как говорили, здесь не бывает. Чудно!
Может, к лучшему? Пройдет несколько лет, все обустроится, придет достаток, и уже дети воспримут землицу своею, родной, а внуки будут считать, что так все и должно быть:
Кто-то же должен начинать! И строиться, и возделывать землю, и защищать ее: Почему не мы?
4
– Что ж, Иван Петрович, надо подумать, где лучше использовать ваши таланты. |