Именно здесь, за рощей, и стоял посреди поля душистой сурепки пресловутый светофор, так раздраживший и умиливший Максима Сухомлинова в начале нашего повествования. Теперь-то Макс не собирался тратить на светофор драгоценное время, хотя и горел красный. Лена уже ждет его на остановке рейсового, и через каких-то пять минут…
Честно говоря, первым его желанием было потрясти головой и ущипнуть себя побольнее. Из густых зарослей сурепки вдруг вынырнули — другого слова не подберешь — два бодрых и необычайно оживленных гаишника. Оба с полосатыми палками, при полном параде, в белых касках, а чуть погодя стал виден и мотоцикл с коляской, припрятанный на меже.
Макс затормозил исключительно по врожденной доброте. Гаишник — тоже человек, а в таком месте ребятам ловить явно нечего.
Ради светлого дня новой жизни можно и осчастливить…
— Лейтенант Лопухов. Папрашу ваши документики, товарищ водитель… Сухомлинов Максим Георгиевич?
— Так точно. Простите, лейтенант, очень тороплюсь, а вокруг все равно никого.
— Правила одни, а вы нарушаете. Нехорошо это. Попрошу страховку и документы на машину.
Макс начал закипать. Молодой лейтенант явно куражился, осознавая свое превосходство, а Макс таких не любил.
— Лейтенант, а в чем, собственно, причина такой проверки? Мои права у вас есть, номер машины указан…
— Попрошу выйти из машины.
— Зачем?
— Выйдите из машины, гражданин. И без глупостей. Колян, страхуй. Бычок с норовом.
Макс вылез из машины, цыкнув на Ваську, — и был немедленно уложен на горячий капот довольно увесистым тычком автомата под ребра. Еще не веря до конца в масштабы надвигающейся катастрофы, Макс успел крикнуть:
— Ребята, давайте миром разойдемся? Пятихатка на нос и…
— Смотри, Колян, нам взятку предлагают. Нехорошо. Придется проехать в районное. Садитесь в машину. Сядь, я сказал! И не дури, я сзади поеду. Колян, давай за руль. Ключи!
— Лейтенант, зря ты так…
— Ключи давай!
Макс смирился. Они поедут по трассе, он крикнет Ленке из окна. Ничего, уедут попозже…
«Лендровер» тяжело развернулся — и поехал прямиком через поле в совершенно противоположную сторону. Кулебякино промелькнуло слева за пригорком, а потом Макс ощутил, как тяжелая машина катится по проселочной грунтовке.
Сначала она себя чувствовала полной идиоткой очень недолго — пока в подошедший рейсовый автобус грузились пассажиры, выжидательно поглядывая на симпатичную светловолосую женщину в хорошем летнем костюме и с дамской сумочкой. Такие на рейсовом ездили редко. Собственно, и эта никуда не поехала, осталась сидеть на остановке, с напряженным видом вглядываясь в пространство. Шофер на всякий случай посигналил — может, не в себе женщина, а может, и пьяненькая, всякое бывает…
— Садись, дуреха, следующий только в три будет. Не едешь? Ну и ладно.
Автобус укатил, а Лена с облегчением выдохнула, сняла туфли и стала болтать ими в воздухе. Скоро подъедет Макс, и они поедут в Москву, а оттуда — куда-нибудь, где есть гостиница, а в ней кровать и душ, и вот тогда не надо будет пугаться чужих взглядов, того, что может заподозрить Серафима, и что мама с папой все узнают…
Они с Максом будут любить друг друга до изнеможения, до полного бесчувствия, они будут засыпать, не разомкнув объятий, и первое, что она ощутит, проснувшись, — это его плоть, требующая близости…
В половине двенадцатого она сняла пиджак и осталась в блузке.
… Она будет отдаваться ему то как девственница, то как опытная гетера, она будет его рабыней и госпожой, она исследует все его великолепное тело до мельчайших деталей — и блаженно выгнется в его руках, когда он начнет целовать ее горящую кожу…
К часу она начала волноваться. |