Ударник извинился перед альтистом, представляя Роджера талантливым музыкантом, но с большими странностями в повседневной жизни.

– Подумаешь, по треугольнику колошматить! – вышел из себя молодой человек, дипломант конкурса Чайковского. – А от него самым настоящим потом разит! И не «Шанелью» от меня пахнет, а…

– Здесь вы не правы! – обиделся за своего приятеля Бен. – Мистеру Костаки предлагали играть у себя все ведущие оркестры Европы. И контракт у него не как у обычного для такого места музыканта, а минимум втрое больше!.. Про пот же вы правильно заметили, но мало ли какого у него здоровья железы внутренней секреции? Мы же не знаем!..

Роджер закончил одеваться к концерту. Бен хотел было ему сказать, что белые носки не слишком гармонируют с черными брюками и такого же цвета ботинками, но ударник решил не лезть куда его не просят, а потому приготовил барабанные палочки в двух комплектах, засунув их в специальные отделения на внутренней стороне пиджака.

– Готов! – сообщил. – Пойду покурю!

– Курите здесь, – предложил Костаки, но Бен отказался, зная, что сосед по гримерной не выносит запаха табачного дыма.

Роджер вытащил из портфеля пояс, на котором были укреплены несколько замшевых чехлов, которые, в свою очередь, имели по шесть отделений и содержали различные по толщине и высоте ударные палочки, надел его, сделал пару наклонов влево и вправо. Ничего талии не мешало… Последним, что он выудил из портфеля, была маленькая серебряная коробочка, в которой лежали какие то пилюли и крошечные сосательные конфетки. Пилюли он не тронул, но взял леденец и засунул его за щеку. Положил коробочку на место. Можно идти…

Он вышел из гримерной и направился к сцене, по дороге вспоминая, как купил серебряную коробочку в антикварном магазине. Его прельстили инициалы на крышке – R.K. – и цена в одну тысячу фунтов. Вначале ему показалось – сто, но смуглокожий продавец расправил ценник, виновато пожимая плечами.

– Одна тысяча семьсот двадцать пятый год!

– Что? – не понял Роджер.

– Видите, клеймо стоит? – и поднес лупу к обратной стороне крышки.

Костаки разглядел какой то знак и тотчас увидел его в каталоге, величиною с шиллинг. Против клейма стоял год соответствия.

– Покупаю, – согласился Роджер и протянул кредитную карту.

Продавец готовил слип и продолжал нахваливать уже проданную коробку.

– Замечательная вещица! Сам бы себе приобрел, но вот инициалы не мои! Кстати, – обернулся антиквар, – вам они подходят?

Роджер кивнул.

– Роберт? Рональд? Родрррригес? – сымитировал испанскую «эр» довольный хозяин.

– Вы индус? – внезапно поинтересовался Роджер.

– Да, – удивился вопросу продавец.

– Вероятно, вы уже в третьем поколении живете в Лондоне?

– В четвертом, – с гордостью сообщил антиквар, заворачивая коробочку в тонкую бумагу.

– Бывали на родине?

– У меня там прабабушка! Ей сто девять лет!

Роджер сунул коробочку в карман.

– Странно, в вашем магазине нет ни одной вещи из Индии.

– Плохие продажи.

– Колониальный индус торгует на моей родине вещами моих же предков! Удивительно!

– Что такое? – вдруг почернел лицом продавец. – Расизм?!

– Да что вы, – махнул рукой Роджер. – Я просто представил себя где нибудь в Кашмире, торгующим индийским антиквариатом. А в это время у меня в каком нибудь Йоркшире бабушка бы жила ста девяти лет!.. Дикость какая то…

– Я могу сделать возврат, – зло предложил индус.

– Я купил эту вещь, она мне нравится!

Костаки потрогал карман с покупкой и на прощание сказал:

– Индусы – самая загадочная нация.