Мне очень долго пришлось объяснять руководству клуба, что новый член съел за ужином несвежих устриц, отчего и случилось несварение желудка. Кстати, он не такой пожилой, как я думал, – продолжил молодой человек. – На входе нужно было показать паспорт. Ему тридцать лет всего.
– Хм… – задумался ударник. – Мне тоже казалось, что ему за сорок…
Сам Роджер вспоминал этот поход в скопище извращенцев, как турпоездку в Содом и Гоморру. Особенно его проняли до кишок юноши стриптизеры в крошечных трусиках на огромных причинных местах. Они бесконечно рукоблудили, отчего, собственно, его и стошнило выпитой «Маргаритой». Еще Роджеру запомнился специфический запах мужчины, смешанный с женской парфюмерией.
Когда бы он ни вспоминал потом этот запах, всегда чувствовал рвотные позывы.
– Могу я не общаться более с вами? – поинтересовался в антракте следующей репетиции Роджер у альтиста и щелкнул ногтем по треугольнику.
Молодой человек находился в расстроенных чувствах, пытался объяснить, что различные формы сексуальных контактов естественны в сегодняшнем мире, и много чего еще в защиту многообразия говорил.
– Я все понимаю, – кивал головой Костаки. – Но из меня пища извергается! Если глаз видит, да желудок не приемлет, то, по моему разумению, это неправильно! Не общайтесь больше со мною! Вы пахнете «Шанелью №5»!..
Ударник извинился перед альтистом, представляя Роджера талантливым музыкантом, но с большими странностями в повседневной жизни.
– Подумаешь, по треугольнику колошматить! – вышел из себя молодой человек, дипломант конкурса Чайковского. – А от него самым настоящим потом разит! И не «Шанелью» от меня пахнет, а…
– Здесь вы не правы! – обиделся за своего приятеля Бен. – Мистеру Костаки предлагали играть у себя все ведущие оркестры Европы. И контракт у него не как у обычного для такого места музыканта, а минимум втрое больше!.. Про пот же вы правильно заметили, но мало ли какого у него здоровья железы внутренней секреции? Мы же не знаем!..
Роджер закончил одеваться к концерту. Бен хотел было ему сказать, что белые носки не слишком гармонируют с черными брюками и такого же цвета ботинками, но ударник решил не лезть куда его не просят, а потому приготовил барабанные палочки в двух комплектах, засунув их в специальные отделения на внутренней стороне пиджака.
– Готов! – сообщил. – Пойду покурю!
– Курите здесь, – предложил Костаки, но Бен отказался, зная, что сосед по гримерной не выносит запаха табачного дыма.
Роджер вытащил из портфеля пояс, на котором были укреплены несколько замшевых чехлов, которые, в свою очередь, имели по шесть отделений и содержали различные по толщине и высоте ударные палочки, надел его, сделал пару наклонов влево и вправо. Ничего талии не мешало… Последним, что он выудил из портфеля, была маленькая серебряная коробочка, в которой лежали какие то пилюли и крошечные сосательные конфетки. Пилюли он не тронул, но взял леденец и засунул его за щеку. Положил коробочку на место. Можно идти…
Он вышел из гримерной и направился к сцене, по дороге вспоминая, как купил серебряную коробочку в антикварном магазине. Его прельстили инициалы на крышке – R.K. – и цена в одну тысячу фунтов. Вначале ему показалось – сто, но смуглокожий продавец расправил ценник, виновато пожимая плечами.
– Одна тысяча семьсот двадцать пятый год!
– Что? – не понял Роджер.
– Видите, клеймо стоит? – и поднес лупу к обратной стороне крышки.
Костаки разглядел какой то знак и тотчас увидел его в каталоге, величиною с шиллинг. Против клейма стоял год соответствия.
– Покупаю, – согласился Роджер и протянул кредитную карту.
Продавец готовил слип и продолжал нахваливать уже проданную коробку. |