А потом они не услышали топота копыт и не встревожились тем, как куры беспокойно кудахчут, потому что спали…

Майор Ашрапов прибыл к маленькой глинобитной больничке так быстро, как только резвость его коротконогого скакуна позволила.

Вошел на кривых ногах в палату, где они, голые, спали, ругнулся по своему и щелкнул плетью.

Колька проснулся сразу, а она спала крепко, улыбаясь краешками губ во сне.

– Встэвэй! – приказал майор и еще раз выстрелил плетью.

Он, привыкший за ночь к свободе и счастью, увидев злые глаза местного участкового, как то сразу сник. Выбрался из кровати, прикрывая стыд руками, и шепотом просил майора не будить девушку.

– Скотинэ! – обозвал майор Ашрапов зека, когда он оделся. – Пойдэм!

Колька обернулся, в последний раз посмотрел на спящую девушку и, вздохнув печально, вышел на свет Божий. Выбрался из больнички и майор Ашрапов. Здесь, на улице, он не рассусоливался, а дал сапожищем в Колькин зад, так что не ожидавший сего зек ковырнулся через голову в белую пыль лицом.

Майор замахнулся было плетью, но сдержался и заговорил громко по казахски, воздевая грубые руки к небу. Затем вскочил на конька своего небольшого, покрутился на нем, как на необъезженном, и стреножил.

– Бэги! – приказал.

– Куда? – поднялся на ноги Колька.

– К стэнции бэги!

– А я не знаю, где станция!

– Там, – указал плетью участковый на север.

И Колька побежал. Пока были силы, вспоминал ее, и казалось, что от чувства, поселившегося в душе, сердце слева направо перепрыгивает.

Майор Ашрапов удивлялся, как человек может так долго бежать и не падать!

Он не знал, что зек футболист в недалеком прошлом, что навыки у него пока сохранились, да, впрочем, казах и не ведал, что такое футбол.

Колька упал на шестнадцатом километре. О ней уже не думал – солнце выжгло все мысли и рот сделало сухим, а язык распухшим. Почувствовал удар плетью по спине. Небольно милиционер ударил, или у него чувствительность притупилась.

– Встэвэй! – приказал Ашрапов.

А у него нашлись силы только перевернуться на спину и посмотреть в большое белое небо.

На грудь что то упало, и он жадно приник губами к кожаной бутыли со свежей прохладной водой. Ашрапов его не останавливал, пока брюхо не наполнилось излишне. Сам майор слез с коня и, пока зек отдыхал, осматривал окрестности в маленький театральный бинокль.

Колька улыбнулся.

Видать, это не понравилось четырехногому другу милиционера, и конек, ощерив огромные зубы, вдруг резко клюнул мордой вниз и укусил Кольку за лодыжку.

– А а а! – закричал тот от неожиданности, хватаясь за ногу.

Здесь майор Ашрапов спохватился, запрыгнул на свою лошадку и вновь приказал:

– Бэги!

Сейчас, с наполненным водой брюхом, бежать было особенно тяжело. Колька еле еле передвигал ноги, а злобный казах через каждые пять минут охаживал его плетью.

– Фашист! – не выдержал Колька и обернулся.

– Сам фэшист! – разозлился майор и врезал плетью зеку по лицу. – Все русский фэшист!.. Бэги!

И он опять побежал, стараясь уклоняться от плети, а потом разглядел вдали станцию Курагыз и припустил к ней, как будто к родной.

И опять Ашрапов подумал: как этот человек хорошо бегает. Конь устал, а он…

На станции стоял состав, как две капли похожий на тот, с которого сняли Кольку. Но оказалось, что сие сцепление зековских теплушек – вновь прибывшее.

Возле локомотива припрыгивал, отдавая распоряжения, капитан внутренних войск. Делал он это нервно – вероятно, состав готовился к отходу.

– Слэшь, капитан! – крикнул Ашрапов. – Я тебе еще одного зека пригнал!

Капитан обернулся, козырнул участковому, кивнул, показывая, что, мол, знает о подсадке, указал двум рядовым, чтобы Кольку в наручники защелкнули.