Ему приносят только немного хлеба, соли и чая. Оставляют у порога. Остальное он сам добывает.
Роджер поразмыслил немного и понял, что ему интересно взглянуть на человека, который провел в добровольном одиночестве годы.
И они пошли через вековой сосновый лес к краю острова. Отец Михаил и англичанин Роджер Костяки. Всю остальную делегацию оставили на территории монастыря, только Вадик крутил педалями своего велосипеда вослед и приговаривал:
– В Выборг поеду! За красной водой!
По дороге Роджер с неудовольствием заметил, что от настоятеля прет потом, как от коня. Костаки морщился и даже хотел повернуть обратно, представляя, как воняет схимник.
Наконец они пришли. Возле небольшого рубленого домика, часть которого уходила под землю, сидел мужчина, заросший волосьями и бородой, как первобытный. Одет он был в простую рубаху, несмотря на холод, а на груди его блестел латунный крест. В руках схимник держал огромный топор и точил его какой то железякой.
«Надраивает», – подумал Роджер про крест.
– Это отец Филагрий, – представил настоятель схимника, сам троекратно поцеловался с ним и к руке приложился. – А это наш гость из Англии.
– Как вас зовут? – спросил отец Филагрий по английски.
– Роджер. Костаки…
– Фамилия греческая.
– Да, мой отец был греком.
Роджер так удивился, что заросший волосами субъект, живущий в одиночестве, говорит на его родном языке, что чуть было не клацнул челюстью! Правда, говорит с чудовищным акцентом, но абсолютно правильно! С невероятным трудом Костаки скрыл свое удивление, обернулся на настоятеля, но того уже не было.
– Вы играли на колоколах? – спросил схимник, вонзив топор в деревянную чурку.
– Я.
– У вас огромный талант. Хотите чаю?
– Вы разбираетесь в музыке?
– Когда то я очень неплохо играл на аккордеоне, – ответил отец Филагрий.
– Спасибо, – поблагодарил Костаки. – Большинство не способно оценить, талант ли у музыканта или просто умение брякать на том или ином инструменте!.. Вода из Ладоги?
Отец Филагрий поднял голову и посмотрел из под кустистых бровей на гостя.
– Для чая, – уточнил англичанин.
– Ах, для чая?.. Да да, конечно, другой здесь нет…
Неожиданно для самого себя Роджер согласился.
Они вошли в жилище схимника, и Костаки с удовольствием втянул в себя запах свежесрубленного дерева, смешанный с запахом ладана. Поглядел на небольшой иконостас, мерцающий Божественными ликами в свете лампады. Гудела печка, на которую схимник поставил чайник. Монах достал два граненых стакана и сыпанул на дно по доброй горсти чая.
– Вода в Ладоге хорошая. Думаю, что чище, чем в Темзе. Вы протестант?
– Я был крещен, – ответил Роджер. – Один раз был на исповеди. Неудачно.
Они сели за стол, на котором высилась стопка книг. Прихлебнули из стаканов.
– Вас что то мучает? – поинтересовался отец Филагрий.
– С чего вы взяли?
– В вас злоба чувствуется…
Роджер густо покраснел, хотел было тотчас уйти от этого странного человека, но удержался.
– От вас псом пахнет! – ответил он. – Вы что, не моетесь?
– Странно, – удивился схимник. – Рубаха свежая, стираная.
Он обнюхал себя и пожал плечами.
– Может быть, на ваше усмотрение.
Роджеру стало стыдно, и опять он захотел вскочить и уйти от схимника, который пребывал в состоянии полного покоя и даже не подозревал от другого несимпатий.
– Вы кого то очень сильно любите! – вдруг проговорил отец Филагрий. – Сами того не знаете, а оттого злоба в вас. Поймете, к кому вы не изливаетесь любовью, и вся злоба уйдет, как вода в песок… Пейте чай…
Роджер теперь сидел над стаканом крепкого чая, слушал про собственную злобу и злился. |