– Сами того не знаете, а оттого злоба в вас. Поймете, к кому вы не изливаетесь любовью, и вся злоба уйдет, как вода в песок… Пейте чай…
Роджер теперь сидел над стаканом крепкого чая, слушал про собственную злобу и злился. «Какая любовь! – думал он. – Что такое!» Он всю жизнь уповал на чувственную независимость и ощущал влечение лишь к музыке одной, а этот, как его, схимник утверждает, что в нем любовь большая, да еще не осознанная! Где? В каком месте эта любовь? С каким фонарем ее искать!!!
– Что вы можете знать о любви! – выдавил Роджер. – Сидите здесь в одиночестве! Онанизмом занимаетесь? – хихикнул.
– Нет, – ответил отец Филагрий. – Плоть мне нужна лишь для совсем небольших вещей. Дрова нарубить, масло в лампаду налить, книгу читать, молитвы Господу творить. А для другого… – отец Филагрий коротко задумался. – А для другого мне не нужны члены.
Роджер все более мрачнел, а потому вдруг стал говорить еще большие неумности:
– Бог создал человека для жизни и любви.
– Вы правы.
– А вы уединились, никого не любите и не живете, как того ваш Бог хотел!
– Как раз наоборот, – отец Филагрий широко улыбнулся, показывая гостю розовые десны без передних зубов. – Все наоборот! Я люблю Господа, а потому уединился, чтобы ничто не мешало моему единению с Ним.
– И что, отвечает взаимностью?
– Важнее любить, чем быть любимым.
– У вас на все есть ответы.
– Как и у вас вопросы.
Роджер поглядел в маленькое окошко и увидел огромное солнце, падающее в серые воды Ладоги.
– Я – девственник, – признался Костаки.
– Какие ваши годы.
– Не то что у меня возможности не было, – пояснил Роджер. – Просто все в моем организме противится соитию. Омерзение вызывают женские половые органы. В лучшем случае я к ним отношусь с равнодушием!
– Соитие – это венец любви человеческой. Самый богатый подарок Господа. Вам Господь, вероятно, отказал в сем даре.
– А вам?
– Мне? – схимник взял со стола нож и принялся подрезать им ногти. – Мне все было дадено сполна.
– Болезнь? – поинтересовался Роджер, которого почему то не раздражала варварская гигиеническая процедура.
– Нет, мое тело в порядке. Все дело в укрощении плоти, дабы не мешала чистоте помыслов к Господу. Соитие с Господом невозможно, да и помысел об этом чудовищен!
Монах положил нож на стол и перекрестился.
– Вам пора, – поднялся из за стола отец Филагрий. – Темнеет.
– Я не верю в Бога, – зачем то сказал Роджер.
– Это не самое страшное, – заметил схимник, показывая гостю дорогу.
– Что же самое страшное?
– Вы можете не верить, но самое главное, чтобы Господь пребывал с вами. А судя по тому, как вы на колоколах играли… Прощайте…
Роджер пошел по тропинке к монастырю, думая о чем то. Обернулся и крикнул:
– А если это от дьявола?
Схимник вопроса не расслышал и скрылся в своем жилище…
Его уже ждали, особенно волновалась Лийне.
– Ну, как? – спрашивала она. – Как?!.
– Никак, – ответил Роджер.
– А все уже на взлетной площадке! Только мы вот с отцом Михаилом и монахи…
Роджер вытащил из кармана чековую книжку и начертал на чеке четырехзначную цифру. Вырвал бумагу и протянул настоятелю.
– Пусть фильтр для воды купят. А то почки сдохнут!
Отец Михаил спрятал чек в глубины своих одежд и перекрестил вослед музыканта с его подругой. Они быстро шли к грохочущему вертолету, пригибаясь, пока не скрылись в кабине. |