— С голоду, наверное, листья жрет.

— Не, — говорю, — играет.

— Ишь! — удивилась Анна Петровна. — Прямо как моя Мурка! Ладно, пойду в магазин. А ты бы все-таки дрова доколол.

Стал я все-таки дрова докалывать, но нет-нет да и посматривал в небо. Уж больно интересная попалась ворона!

Поленья подходили к концу, когда она бросила свой истрепанный лист. Я поднял воронью игрушку и подкинул повыше. Кружась и переворачиваясь, лист полетел к земле.

— Ты что же опять дрова не колешь?

В калитку вошла Анна Петровна с полной сумкой.

— Так я уже наколол, сейчас буду увязывать.

— Увязывай, милый, увязывай. Мы не вороны, чтобы все время играть.

Увязал я дрова, сложил в сарай, а потом снова поднял дырявый лист.

Посмотрел я на него и решил, что такому листу самое место в книге. И написал про него рассказ. Вот этот самый.

В воздухе летают желтые и красные листья. Они похожи на стаю бабочек. Так и кажется, что вот-вот сядут на цветы: флоксы и гладиолусы. Только цветов давно уже нет, потому что сейчас поздняя осень. И, покружив в небе, «бабочки» опускаются на черную землю, которую совсем скоро покроет белый снег.

Мы с Митричем шли от автобусной остановки с полными сумками. На полпути мы решили передохнуть и поставили их на землю. Митрич зябко поежился.

— Снегом пахнет!

Я пожал плечами.

— Ничего не чувствую.

— Пахнет, пахнет, — кивнул Митрич. — Есть в воздухе некое снежное ощущение.

Отдохнув, мы подняли сумки и пошли дальше.

А к вечеру и правда выпал первый снег. Я зачерпнул его ладонью и понюхал. Он пах печным дымом, холодом и опавшими листьями.

Вечером Анна Петровна принесла из магазина пакет с селедкой.

Утром приходим на кухню — а селедки нет.

Вышли во двор. Глядим, в снегу под окном появилась неровная дорожка и птичьи следы.

— Вороны утащили, — говорю.

Пошли мы по этой дорожке. Смотрим, возле калитки вороньи следы превратились в кошачьи.

— Тут у них какой-то кот селедку отобрал. Они пытались его отогнать, да не сумели.

Вышли на улицу. У колодца кошачий след сворачивал в сторону, а рядом снег продавили собачьи лапы.

— Здесь кот какую-то собаку увидел и рыбу бросил.

Недалеко от магазина к собачьим лапам прибавились следы сапог, которые исчезали за калиткой Тимофеева.

Посмотрев через забор, мы увидели и самого продавца.

— Доброе утро, — сказала Анна Петровна, — ты пакета с селедкой не видал?

— Так это ваш? — удивился Тимофеев. — Я его у Балбеса отнял. — Он кивнул на конуру. — Там еще полрыбы осталось. Возьмете?

Посмотрели мы на изжеванный пакет и решили, что брать его, конечно, не будем.

— Одного не пойму, — сказал продавец, — как этот разбойник к вам на кухню залез?

Тут я объяснил Тимофееву, что случилось на самом деле.

— Ну детектив! — усмехнулся он. — Ладно, Петровна, пойдем, я тебе другую селедку дам.

Они пошли в магазин, и Анна Петровна вернулась с новым пакетом рыбы.

А Тимофеев потом еще долго смеялся. Он назвал эту историю круговоротом селедки в природе.

Если с улицы доносится тонкий, еле слышный присвист, это значит, что наступила настоящая зима.

Он говорит о том, что без шапки уже из дома не выйдешь, что мир за окном покрыт снегом и льдом.