Станислав Востоков. Рябиновое солнце
Над нами долго летал вертолет. Рубил винтом низкие облака, наполнял тревожным гудением небо. Вдруг он стал снижаться и сел на маленьком поле за оврагом. Увидев это, я выбежал со двора. Следом, повязывая на ходу косынку, торопилась Анна Петровна. На поле уже собрались все соседи. Перед ними стоял вертолет и какой-то незнакомый человек в пиджаке. Увидев его, я понял, что будут неприятности. Хорошие люди редко надевают пиджаки. Разве что Митрич. Хотя какой у него пиджак? На локтях дыры и все пуговицы разные. — Мы полетали, посмотрели, — сказал незнакомец, — будем вашу деревню сносить. — Как так? — недоуменно спросил Митрич, покручивая одну из своих разных пуговиц. — Здесь, — прилетевший широко махнул рукой, — будет построен район Москвы, а вам дадут квартиры в большом доме! Мы растерянно переглянулись. — А если я высоты боюсь? — спросила Анна Петровна. Человек в пиджаке стряхнул с рукава пушинку одуванчика. — Все боящиеся высоты получат квартиры на первых этажах. Шофер Сомов показал замасленной тряпкой на козу, которая тоже прибежала посмотреть вертолет. — А Машку я куда дену? Прилетевший равнодушно пожал плечами. — Тут ничем помочь не могу. Рогатый скот планом не предусмотрен. С этими неприятными словами он развернулся и пошел назад. Несколько секунд вся деревня молча смотрела ему в спину. — Когда начнете-то? — крикнул косарь Ковригин. — В самое ближайшее время! Дверь вертолета закрылась, и лопасти закрутились, гоня по траве широкие мягкие волны. — Еще пиджак надел! — хмуро проворчал Сомов. Машина тем временем поднялась, развернулась рылом к Москве и поплыла прочь, словно огромная летающая рыба. Посмотрев на Анну Петровну, я увидел, что она плачет, вытирая слезы скомканной косынкой. Самое ближайшее время растянулось на несколько месяцев. Все лето мы складывали и увязывали вещи, готовясь к большому переезду. Была уже середина сентября, когда Митрич принес неожиданные новости. Во дворе он прошел между закутанными в клеенку, готовыми к отъезду шкафами и сел на стул. — На магазине объявление повесили, — сказал он, как обычно крутя пуговицу. — Снос деревни откладывается. — Почему? — удивился я. — Москве с другой стороны землю дали. Сначала ее застраивать будут. Мы посмотрели в сторону поля, за которым поднималась серая, неуютная Москва. — И как там люди живут? — покачала головой Анна Петровна. — Шум, дым… Митрич пожал плечами. — Привыкли. Они уже, наверно, нормальным воздухом дышать не могут. Еще немного поговорив о деревенских делах, он встал. — Значит, остаемся? — спросила Анна Петровна. — Остаемся! — твердо сказал Митрич.
Иногда по утрам случается сильный грай. Вороны перелетают с дерева на дерево, дерутся и о чем-то спорят. Мы выходим из домов и сердито смотрим в небо, где к этому времени уже не остается ни одной вороны. А рядом ходят недовольные петухи, которым и кричать-то в такое утро незачем.
У Митрича сохла герань, и он стоял возле окна, размышляя, выкинуть ее или пока погодить? Вдруг в дверь постучали. Почесывая затылок, Митрич вышел на крыльцо. Снаружи никого не было. — Ты в дверь стучала? — крикнул он Анне Петровне, которая возилась за забором. — Как, интересно, я могла стучать, когда я у себя? — Кто же тогда? — Может, показалось? Митрич снова почесал голову. |
