она не уедет из города, не сказав  последнего слова.

Получается, Мэтт дал мне подсказку с верандой: строительство уже началось, и

здесь ее мама, она раздает указания неловким рабочим, несущим брусчатку для новой

дорожки. Я вижу Эмми в окне верхнего этажа, и когда я зову ее, она смотрит на меня.

Даже на расстоянии я могу понять, что она настроена чертовски решительно.

Я видел, как она делала такое же выражение лица перед чем–то вроде

математического теста или эстафеты на весеннем фестивале в нашей школе. Мое сердце

ускоряет бег от волнения и нервов.

Эмми выходит на улицу и направляется ко мне.

− Я занята, – говорит она. − Ты хочешь, чтобы я подыскала тебя новую медсестру?

Я смеюсь.

− С ногой все в порядке. Я пришел поговорить.

− Приходи позже.

− Позже?

Она смотрит, пытаясь скрыть улыбку.

− Мама уйдет. Я буду здесь.

Я смотрю мимо нее на дом, стоящий лицом к воде, громадное серое каменное здание, в котором она выросла. Это правда, по прошествии многих лет он порядком обветшал от

соляных брызг и ветра. Веранда практически обрушилась, окна нужно заменить, но

фундамент крепкий. Этот дом простоит, пока Земля не сойдет со своей орбиты.

− Когда ты возвращаешься обратно в Викторию? – спрашиваю я.

− Пока не знаю.

− Тебе не нравится там?

−Мне там нравится, – говорит она, ее челюсть напряжена. − Но здесь мне нравится

больше.

− Здесь не так много пациентов, которым нужен уход, – говорю я.

− Пациентов достаточно, но все они невероятно упрямы, – говорит она, – или ведут

себя, как малые дети.

Это заставляет меня рассмеяться, и я тянусь к ней, прижимая ее к себе.

− Я знаю, что это не ты подстроила все прошлой ночью.

− Ты знаешь это сейчас, – поправляет она.

− Я всегда признаю, если я  не прав, – говорю я ей, целуя ее шею. − Прости меня, Эмми.

Она дрожит под моими губами, и я чувствую, как ее руки скользят по моим плечами.

− Правда?

− Правда.

Когда той же ночью она открывает мне дверь, я едва не роняю букет цветов, которые

сжимал в кулаке. Эмми надела короткое платье и сапожки. Ее волосы распущены, струятся по плечам. Она смотрит на меня так, как будто знает меня, как  будто я был тем, к кому она так давно стремилась, кого ждала.

Эмми принимает цветы, благодарит меня поцелуем в щеку. Вчера на лодке мы

практически занимались сексом, но сегодня она – сама скромность, ведет меня на кухню, где пахнет кипящим томатным соусом, базиликом и чесночным хлебом из духовки.

− Как прошел твой день? – спрашивает она.

− Хорошо. Спокойно.

Она мычит, кивая, и я смотрю, как она ставит цветы в вазу и  относит ее на

подоконник.

Эмми поворачивается, направляясь к холодильнику и проводя рукой по моему

животу, когда проходит мимо меня. Это такая обыденная интимность, и мое сердце

пускается вскачь.

− Хочешь пива? – спрашивает она.

Я смотрю на кухонный островок и вижу, что у нее налит бокал вина.

− Конечно, спасибо.

Крышка шипит, когда она открывает ее с помощью открывалки для бутылок,

установленной на холодильнике, и ее пальцы скользят по мне, когда она передает мне

бутылку.

Мне жаль, что природа не наделила меня тактом, но вопрос не дает мне покоя, и я не

могу больше держать его в себе:

− Мы сделаем это? – спрашиваю я ее.