— Да, дѣйствительно, это мнѣ не компанія, — согласился охотникъ.

— Какая компанія, помилуйте… И послѣ воскресенья у насъ все такъ, все этотъ сортъ. Еще хорошо, что онъ вчера по дорогѣ ружье-то свое не потерялъ, — сказалъ егерь.

— Да, да… Долго-ли! Да и украсть могли.

— Очень просто. У насъ здѣсь народъ таковскій. Одно слово — подгородніе. Эти носъ у человѣка среди двухъ глазъ украдутъ.

— Гдѣ-же онъ теперь? Спитъ?

— Насилу уложили. На зарѣ проснулся, опохмелился на старыя-то дрожжи, да и давай крестьянскихъ куръ на задахъ стрѣлять. Трехъ куръ положилъ. Бабы выбѣжали, галдятъ, по полтора рубля за куру требуютъ. Спорили, спорили — на рублѣ сошлись. Отдалъ за трехъ куръ.

— Охота хорошая! — улыбнулся охотникъ.

— Еще бы. Тутъ можно безъ промаха. Да главное, далеко и ходить не надо. Дичь первый сортъ.

— Ахъ, какъ жалко, что Василій Семенычъ меня не подождалъ! — опять воскликнулъ охотникъ. — Онъ ничего мнѣ передать не велѣлъ?

— Банку мази для сапоговъ оставилъ и сказалъ: «коли, говоритъ, Викентій Павлычъ попроситъ свои сапоги смазать, то можешь ему дать».

— Да, да… Мы согласились привезти: онъ банку мази, а я мѣдный чайникъ. Мѣдный чайникъ тоже у тебя здѣсь останется и ежели Василій Семенычъ спроситъ когда-нибудь, то можешь ему дать. Жалко, жалко, что нѣтъ мнѣ подходящей компаніи. Развѣ не подъѣдетъ-ли кто-нибудь?

— Господинъ ветеранъ этотъ самый хотѣли побывать въ понедѣльникъ или во вторникъ. Конскій докторъ… Вотъ что собаку вашу лечилъ, — отвѣчалъ егерь.

— Ветеринаръ Крутогоровъ? Богъ съ нимъ. Онъ у меня двухъ собакъ уморилъ. Началъ лечить отъ чумы, далъ какую-то мазь, чтобы грудь смазывать, со щенка вся шерсть слѣзла и на другой же день онъ подохъ. А щенокъ хорошій, отъ хорошаго отца съ матерью. Я надъ нимъ дрожалъ и думалъ — вотъ, вотъ воспитаю. Потомъ суку… У суки заболѣло что-то въ ухѣ. Далъ онъ капли… Ты что это, Холодновъ, хромаешь? — обратился охотникъ.

— Да должно быть животомъ стряхнулся? Недѣли двѣ ужъ это у меня. Все нѣтъ-нѣтъ ничего, а потомъ какъ хватитъ! Начнетъ съ живота, передастъ въ поясницу — и вотъ что ты хочешь! Вѣрите-ли, подчасъ разогнуться не могу. Вотъ опять… — разсказывалъ егерь, согнулся и схватился за животъ.

— Такъ ступай домой… Ступай… Я одинъ по болоту поброжу, — проговорилъ охотникъ.

— Обязанность, сударь, ужъ наша такая, что мы должны при охотникѣ…

— Что за вздоръ! Ступай домой.

Въ это время раздался звонъ бубенчиковъ. Вдали по дорогѣ ѣхала крестьянская телѣжка, запряженная парой. Егерь оживился.

— Не къ намъ-ли кто? Не изъ охотниковъ-ли? — сказалъ онъ. — Вотъ можетъ быть вамъ и будетъ компанія.

Онъ приложилъ ладонь руки надъ глазами, сталъ вглядываться и наконецъ проговорилъ:

— Господинъ докторъ… Настоящій докторъ, а не ветеранъ.

— Мутусовъ? Ну, что-жъ… Это человѣкъ хорошій… Съ нимъ можно пріятно время провести. Махай ему, махай. Онъ остановится.

Охотникъ и егерь замахали руками.

II.

— Докторъ! Докторъ! Остановитесь! — кричалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ.

Телѣжка на дорогѣ остановилась. Изъ телѣжки выскочила черная собака и сталъ слѣзать охотникъ, плотный мужчина въ форменной фуражкѣ военнаго врача и въ черной венгеркѣ, опушенной мерлушкой.