– Ну так попробуйте вдвоем остановить меня! – бросил Джим и развернулся, собравшись идти за телом Жиля – если он уже умер, – чтобы отправиться с ним к далекому Английскому Проливу, переплыв через который они оказались в этой стране.

– Минутку, – раздался голос Каролинуса.

На глазах у Джима вновь, будто из ниоткуда, к флагу вышел Каролинус. Вот только не на Джима он смотрел и не к Джиму обращался. Он говорил с графом.

– Не угодно ли вашей светлости выслушать меня…

– Ступай прочь, колдун! – взвыл граф. – Я не желаю больше слышать ни слова на эту тему! Вопрос исчерпан. Понял? Исчерпан. Вся власть здесь в моих руках, и я сказал, что будет дальше. Вам всем надо бы это понять.

Он опять повернулся к королю, будто затем, чтобы продолжить беседу. Каролинус вытянул руку и схватил Джима за плечо.

– Подожди здесь, – попросил Каролинус, сурово взглянув в лицо Джиму.

Джим не двинулся с места. Неожиданно стремительными шагами Каролинус направился к латникам, обступившим тело сэра Жиля, и скрылся в толпе. Джим ждал: однако, поскольку ничего не происходило, он опять повернулся лицом к королю и графу, оживленно обсуждавшим тему часовен, которые надо воздвигнуть на поле, чтобы можно было помолиться за тех, кто будет лежать в двух братских могилах.

Они по-прежнему не обращали на Джима ни малейшего внимания, а тому сказать было нечего. Так что он стоял себе и стоял, вполуха прислушиваясь к дискуссии. За беседой Джим следил не очень внимательно, потому что ум его был напряжен как никогда. Ему надо опустить тело Жиля в морские волны так, чтобы при этом ничего не случилось. Причем сделать это надо было уже не в уме, а на самом деле.

Тут вдруг перед его глазами мелькнула фигурка в голубом камзоле, и перед Джимом предстал принц Эдвард. Лицо юного принца пылало.

– Что я слышу, милорд! – обратился он к графу Камберленду. – Моему храброму сэру Жилю не разрешают покоиться там, где он пожелает?

С явным усилием граф Камберленд подавил чувства, которые давеча одолевали Джима. Он попытался вразумить принца.

– Дело всего лишь в необходимых условиях перемирия, о которых я, как представитель англичан, договорился с королем Иоанном, – сказал он. – Чтобы наше перемирие действительно имело место и удовлетворяло как Англию, так и Францию, мы решили построить на этом поле две часовни и вырыть две большие могилы – одну для французских рыцарей, павших в этой битве, а другую – для тех английских рыцарей, которых постигла та же участь. Быть погребенным там – большая честь, не говоря уж о том, что молитвы о душах павших, возносимые в этой часовне, будут весьма полезны погибшим.

Принц сверкнул глазами.

– Вы не ответили на мой вопрос, граф! Я спросил, будет ли сэр Жиль похоронен там, где он желает, или нет?

– Ваше высочество, – ответил граф, – необходимо, чтобы он лежал вместе с остальными английскими рыцарями, павшими в этой битве.

– Наперекор своему желанию?

– Сожалею, ваше высочество, но это так, – торжественно произнес граф.

– И наперекор моему желанию?

Разумеется, графу в храбрости никак нельзя было отказать. Но при этих словах принца он все-таки бросил быстрый взгляд на короля Иоанна. Французский же монарх как раз в этот миг отвернулся и погрузился в созерцание битвы, полностью выбыв из беседы. Тогда Камберленд вновь перевел глаза на своего собеседника. Темная тень гнева понемногу наползала на лицо аристократа, и Джим понял, что на сей раз проснулось упрямство графа.

– Мне бы не хотелось ни в чем прекословить вашим желаниям, ваше высочество, – ответил граф, – но вы еще, прошу прощения, молоды, и хотя отчасти знаете этот мир, но основы межнациональной политики, которые…

– Я сказал: моему ?! – взорвался принц.