|
Брат Варфоломей разжал пальцы, выронил покойника и брезгливо отер руку о полу его куртки. Затем он обернулся к Гуго де Безансону. — Ты следующий. Гуго беззвучно шевелил губами, шепча молитву Святой Деве. Он молился за себя, за брата, за погибшего господина и особенно за Томаса, живого или мертвого — потому что у сержанта было неприятное ощущение, что черный человек не оставляет своих жертв и в смерти. Отпихнув сапогом с дороги труп капитана, брат Варфоломей шагнул к Гуго — и тут из-за спины сержанта донесся жалобный дрожащий голос: — Господин, пощадите. Господин, я все расскажу… Гуго резко обернулся. Молодой Гильом де Букль, бледный и трясущийся, тянул к брату Варфоломею связанные руки, всем своим видом умоляя о снисхождении. В этот момент Гуго де Безансон сильно пожалел о том, что не прикончил трусливого щенка, пока было время. В каюте белой прогулочной яхты, не без иронии окрещенной братом Варфоломеем «Icebreaker», царил дымный полумрак. Шторки на иллюминаторах были задернуты. На журнальном столике горели две толстых черных свечи, заляпавших глянцевую поверхность воском. Тут же дымились пучки трав и веточки, распространявшие сладковатый удушливый запах. На кожаном диване лежал кто-то, укрытый пледом. Лицо спящего терялось в тенях. Рядом на раскладном стуле сидела юная темноволосая девушка, в которой Томас, окажись он здесь, с легкостью признал бы свою мимолетную знакомую из цыганского табора. Девушка макала губку в таз с водой и обтирала лоб спящего — или потерявшего сознание — человека. Раздался звук шагов. На ковер у ног девушки упал прямоугольник света, и ступили чьи-то ноги в высоких кожаных сапогах. Девушка подняла глаза от таза с водой и улыбнулась. — Ты вернулся, Саххар. Тот, кого назвали Саххаром, снял маску и устало положил ее на журнальный столик. Затем он уселся прямо на ковер, скрестив ноги на восточный манер. — Я вернулся, дитя древней крови. А ты чего ожидала? Не ответив на вопрос, девушка негромко рассмеялась. — Ты сегодня учтив, как змея. Мужчина невесело усмехнулся. — А я и есть змея. Птица, у которой отрезали крылья, превращается в змею… Цыганка оскалила белые зубы. — Не прибедняйся… — Что наш больной? — резко меняя тему сросил Саххар. — Еще не приходил в себя? Цыганка покачала головой. — Пока нет. Лихорадка держится. Он был ранен и до этого, в плечо и в голову… Она откинула плед и легонько дотронулась до плеча и головы своего пациента, показывая, куда именно нанесли ранения. Спящий не шевельнулся в ответ на прикосновения. — Арбалетный болт прошел в волоске от сердечной сумки, — продолжала лекарка. — Ему повезло, но он потерял много крови. Не представляю, как он выбрался на ту скалу. Человек по имени Саххар пренебрежительно пожал плечами. — Он силен и живуч. — Как ты, — улыбнулась девушка. — Как я, — согласился ее собеседник. — Ты поэтому его спас? Саххар встал и потянулся, то ли для того, чтобы размять затекшую спину, то ли для того, чтобы не отвечать сразу. Вытащив из узкого серебряного стаканчика тлеющую веточку, он глубоко вдохнул запах сандала и дыма. И, наконец, сказал: — Мальчишка верит ему. Доверяет. Девушка заломила брови. Глядя в лицо, в кои-то веки не скрытое маской, она спросила: — Ты думаешь, Томас считает его… своим отцом? Саххар тряхнул головой. — Думаю, он считает своего отца мерзавцем. Но оставим этот разговор. Тамплиерский щенок сказал, что они бросили мальчишку на острове неподалеку от Мальты — но мы обыскали все тамошние острова. Значит, его кто-то подобрал, и этот кто-то мог уйти только морем. А ты, Аполлония, позаботишься о том, чтобы наш благородный гость не умер, но и не проснулся до срока. |
