— Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?

— Немедленно.

А. сделал шаг назад, поклонился, но шляпу не снял. Дама в капюшоне удержала его движением руки. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешок, лежавший на передней скамейке и подала его А. Тот даже не поднял руки, чтобы взять мешок.

— Как! — изумилась дама. — Вы не хотите…

— Теперь ничего! — ответил А.

— Но, — продолжала дама несколько надменно, — здесь только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…

— Пожалуйста, положите этот мешок в карету, и не будем об этом говорить. Находите ли вы, что я служу вам хорошо?

— Чудесно!

— Я не взял вашу руку с деньгами, но прошу вас дать мне просто вашу руку.

Маленькая, беленькая, изумительно красивая ручка была просунута в дверцу без перчатки. А. взял эти тонкие пальчики в свою левую руку и поднес к губам, а правой рукой быстро надел на безымянный палец прекрасный бриллиантовый перстень, сияние которого в ночной темноте было подобно светлячку в густых листьях.

— О! — вскрикнула дама от восторга.

— Молчите! — сказал А.

— Но я не могу принять…

— Это ничтожная безделица, я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.

— Но, Боже мой, — сказала молодая женщина, сложив руки, — кто вы?

— Вы это узнаете.

— Когда?

— Когда вы будете в Версале, и весь двор будет у ваших ног… тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награды за свои услуги!

— Приходите, я исполню все, о чем вы меня попросите.

— Вы клянетесь?

— Клянусь.

— Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.

— Как, — прошептала молодая женщина, — вы думаете, что мне удастся?

— Надейтесь. Через месяц в Версале.

А. вдруг отступил и махнул рукой. Кучер, до этих пор, казалось, глубоко спавший, вдруг приподнялся, схватил вожжи, ударил лошадей, и те, несмотря на снег, пустились вскачь. Карета исчезла на улице Ферронри.

А. внимательно осмотрелся вокруг. Убедившись, что никто его не подстерегает, он пошел быстрым шагом к Сене. Немного погодя снег пошел еще сильнее.

Через десять минут А. дошел до набережной, обрамленной длинным рядом высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, пересекаемых узкими переулками.

В такое время ночи и в такую погоду эта часть Парижа выглядела весьма печально. Белизна снега делала еще чернее стены домов и воду реки.

На другом берегу возвышалось мрачное здание суда с зубчатыми стенами и остроконечными башнями, выглядевшее, как грозная тюрьма.

На набережной, обрамленной маленькими лавками, походившими издали на хижины дикарей, не видно было огней. А. остановился на улице Со-нри и встал неподвижно под навесом одной из дверей. Снег падал не переставая, и ветер уносил его быстрым вихрем. Густые хлопья мешали разглядеть даже редкие фонари. А. подождал несколько минут — слышался только шум воды в Сене. Вдруг в ночной тишине три раза пропел петух. А. закашлялся, на набережной показалась тень, и среди снегового вихря появился человек. На нем было коричневое платье полувоенного, полугражданского покроя, большая пуховая шляпа закрывала его лоб.

С изумительной быстротой этот человек обогнул угол улицы Сонри и очутился напротив А. Он поднес руку ко лбу, как солдат, отдающий честь начальнику.

— Какие новости? — спросил А.