Но Дима в папку залезать не стал, а только глянул мельком на нее, сказал: «Порядок», и зашвырнул ее в свой чемоданчик. Потом он как-то приосанился, желая попрощаться, снабдил лицо необходимой для такого случая улыбкой и сказал:

— Ну, други мои, не поминайте лихом — уезжаю! Может, и не увидимся с вами больше. Приятно было познакомиться. Особенно с тобой, Володя. Иришка, попрошу не обижаться. Деду от меня привет огромный. Послезавтра, говорите, выписывается? Хорошо, но ждать не буду — не могу! Ему большой привет. Ну а вас милости прошу в Воронеж. Запомните, Дмитрий Юрьич Снегирев!

Дима пожал Володе и Иринке руки, шаркнул даже ножкой, сделал было несколько шагов, как бы уходя уже, но остановился:

— Володя, разреши пару слов тебе наедине сказать. А вы, мадемуазель, улыбнулся он Иринке, — нас уж извините.

Володя подошел. Дима с минуту смотрел ему в глаза, и мальчик видел, как прыгал в его смеющихся глазах бесенок радости и лукавства.

— Ты, мальчик мой, понятлив. Спасибо тебе за все, — тихо, почти так же, как тогда, на видеосеансе, сказал Дима.

— За что спасибо? — тоже очень тихо спросил Володя, краснея, потому что догадался, за что благодарил его «воронежец».

— Как за что? За помощь! За ключ спасибо, за то, что девочку свою увел, спасибо, за сообщение о скором возвращении деда. Ты — понятливый, а я своих друзей не предаю. Ведь пистолет седельный нравится тебе? Или может, ятаган? — И усмехнулся: — Теперь веревочку, что нас связала, даже тем ятаганом не перерубить. Я тебя найду...

И он уже бежал, помахивая в знак прощания рукой, и весело так улыбался.

— В Воронеж приезжайте! — донеслось до Володи уже издалека, и тут же стих, как срезанный, этот крик, будто и не было, а стройная фигура Димы исчезла за углом.

ГЛАВА 9

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

А Володя все стоял на месте, будто ноги его прилипли к горячему асфальту. Иринка подошла и тронула его за руку, и только тогда к Володе вернулись силы.

— Ты что? — встревоженно спросила Тролль. — Ты белый, как сметана! Тебе нехорошо? Дима обидел?

С трудом раздвигая трясущиеся губы, жалко улыбаясь, Володя произнес:

— Нет, это я сам себя обидел.

— Давай поднимемся в квартиру Ивана Петровича. Нужно полить цветы.

Володя лишь кивнул и на ватных, плохо подчиняющихся ногах пошел к подъезду. Однако по мере того, как он всходил наверх, силы, воля и рассудок возвращались к нему. Нет, Володя не сердился на себя за то, что дал Диме повод считать его сообщником. Все, что он сделал на канале, было ему необходимо, и теперь нужно было лишь использовать прекрасное начало. И все же его подташнивало: он никогда не имел дел с ворами, мало того, боялся их, как боится всякий нормальный человек. Хотелось пожаловаться кому-нибудь, найти защиту или, по крайней мере, помощь. Но боязнь того, что он снова будет корить себя за слабость, заставляла Володю говорить себе в такт шагов, поднимавших его все выше и выше: «Я сам! Я сам! Я сам!»

Осиротевшее жилище старика встретило их тишиной и сильным запахом цветов, и вначале Володя и Иринка молча поливали их, понимая, что впереди трудный разговор. Покончив с этим, сели за тот самый стол, за которым еще совсем недавно они разглядывали с хозяином квартиры фальшивый Димин документ.

— А ну-ка, посмотри, что я нашел, — подтолкнул Володя Троллю выложенный из папки «воронежца» старинный лист бумаги.

— Ничего не понимаю! — обескураженно взглянула на Володю девочка. — Ты разве не вернул его?

— Не вернул. В папку положил один дрянной листок. Но ты не беспокойся, если что, мы защитимся тем, что Иван Петрович сослепу перепутал. Но навряд ли он за бумажкой своей вернется — не нужна она теперь ему, потому что роль свою сыграла.