«Успокойся, — приказал он себе, — и повтори шепотом»:

— Ко мне!

Вокруг него возникли мерцающие фигуры, почти прозрачные, но постепенно обретающие форму и твердость. Руад, обмякнув на снегу, перевел дух. Доспехи Габалы стояли, как призрачные рыцари. С ними и с помощью Руада Лло Гифс, быть может, сумеет одержать победу.

Руад поднялся на ноги и собрал свои угасающие силы, чтобы открыть ворота Мананнану. Взглянув еще раз на восемь мерцающих изваяний, он стал произносить заклинание. Грудь разрывалась от боли, и он совсем не чувствовал пальцев левой руки.

Впереди явились черные врата. Руад знал, что силы его на исходе и он сможет удержать вход только несколько мгновений. Если окажется, что он открыл ворота слишком рано, случится беда… но если он опоздает, будет то же самое. Помня, как быстро скакал Мананнан, Руад рассчитывал, что тот уже должен быть у ворот и звери набросятся на него, как только он въедет в туннель. Чародей со стоном схватился за грудь. Пот со лба стекал в глаза. Он упал на колени, тщетно пытаясь умерить сердцебиение. Боль немного смягчилась, и Руад перешел к заключительной части заклинания.

Справа послышался какой-то треск, и он оглядел круг, смаргивая пот с глаз. Но все утихло, и восемь доспехов мерцали под луной. Восемь? Но ведь их должно быть семь! Невидимые руки подняли Руада на ноги и повлекли к ближайшим доспехам. Видя, как медленно поднимается забрало, он попытался остановиться, но у него недостало для этого сил. Он подходил все ближе и ближе, не видя больше ничего, кроме щели забрала. Призрачные руки отпустили его, и он хотел убежать, но не смог оторвать глаз от шлема с плюмажем и черноты внутри него.

Луна вышла из-за облака, свет стал ярче, и доспехи сделались густо-красными.

Из шлема на Руада взглянули налитые кровью глаза.

— Время умирать, предатель! — сказал Самильданах, и Руад с опозданием увидел кинжал в его руке. Клинок вонзился в живот чародея и прошел вверх, в легкие.

Руад скорчился на снегу, а Самильданах отступил назад и исчез.

Чародей попытался перевернуться на живот, но не смог из-за мучительной боли. Кровь подступила к горлу. И он закашлялся, забрызгав бороду и камзол.

Зная, что жить ему осталось считанные мгновения, Руад простер руку к воротам и прошептал заключительное слово:

— Отворись! — Взор его устремился к звездам, блаженное тепло охватило тело, и боль прошла. Он снова увидел день, когда стал Оружейником, и радость на лицах своих рыцарей: «С тобой во главе мы изменим мир, друг мой», — сказал ему тогда Самильданах. «Ты бы и без меня справился», — ответил ему Руад.

Тучи затянули небо, и звезды скрылись. Уши Руада наполнил звук, подобный шуму моря.

— Я не хочу умирать, — прошептал он. — Я хочу… — Большая снежинка, коснувшись его глаза, превратилась в одинокую слезу и скатилась по мертвой щеке.

Одно из чудищ, больше медведя, опустилось на четвереньки и бросилось на Морриган. Она вогнала ему в пасть свой серебристый меч, и обратная сила удара отбросила ее к воротам.

Мананнан ничем не мог помочь ей. Он рубил направо и налево, отгоняя других зверей. Но они, все больше наглея, тянули к нему свои длинные когти. Гигантский волк, крадучись, обходил его слева. Рыцарь заметил зверя слишком поздно: тот прыгнул и сшиб его с ног, выбив меч из руки. Мананнан двинул волка по морде кольчужным кулаком. Прочее зверье уже рвало на нем доспехи, стремясь добраться до теплой плоти под серебристой скорлупой.

— Каун! — что есть мочи завопил рыцарь. — Ко мне!

Мертвый конь дрогнул, мотнул головой, и в его пустых глазах зажегся огонь жизни.