– Так тебе на неделю хватит! Гонт умер. Умер! Два месяца назад я видел его крепким и здоровым.

– Что же тут поделаешь? Он старик. Хотел бы я столько пожить и умереть, как он, в покое.

– Да понимаешь ли ты, что это значит? Я просто чувствую, что Господь отвернулся от нас. Схоронив Гонта, Сторм… теперь сам Гонт… он не сможет оставить свои владения, пока все вассалы не дадут ему присяги, а это затянется на месяцы!

– Ну и что тут такого? Ты и не мог ожидать от него помощи в войне. Во всем другом он будет верен слову отца и тебе не откажет, тут нет сомнений. Чего тебе надо? Садись и ешь.

Херефорд открыл было рот, но тут же умолк. Два года назад он бы разразился слезами и стенаниями, но эти годы были для него суровой школой. Вальтер не понимал, что на него обрушилось. Он не знал ничего о приезде Генриха и о том, что Сторм должен был встретить его. Это возлагалось на Арундела, но Херефорд не доверял ему, как Сторму, а кроме того, жена его, леди Алис, слишком ретиво интересовалась Генрихом, допускать ее сюда было никак нельзя. Без Сторма, который мог сказать Арунделу «нет!», тот спокойно может прихватить ее с собой или поведать ей… Об этом лучше не думать, кусал себе губы Херефорд. При этом ему пришло в голову, что скорее надо злиться на себя самого. Во первых, он чуть не выболтал Вальтеру, чего тому знать вовсе не следовало. А потом, чем он лучше леди Алис, если ведет себя как тряпка!

Свои мучительные чувства Херефорд называл злостью, и переживания, ими вызванные, походили на гнев, но на самом деле Роджер Херефорд терзался страхом. Уже который раз его тщательно разработанные планы, вот вот готовые принести плоды, летят прахом. И всякий раз удар, причем без всякого злого умысла, следует от тех, кому он верит больше всего! Стоит ему только после некоторого успеха приподнять голову и освободиться от преследующей его угнетенности, как новое несчастье ставит все с ног на голову. Стоит ему сделать шаг вперед, его тащат на два шага назад. Казалось, ему свыше дается указание остановиться, как будто кто то громко предрекает, что чем больше он будет стараться, тем горше ждет его поражение. Знамения, казалось, ясно говорили: тебя покинут, ты пропадешь! Он не боялся политической измены со стороны Глостера или Честера, на это у него легко найдутся контрмеры. Такой предательский удар можно ждать от смерти. Вот так покинул его Алан, сделав правой рукой Вальтера, на которого он не мог полностью положиться. Могила Алана на херефордском кладбище была еще свежей, скоро она зарастет травой, какая поднималась за окном под яркими лучами весеннего солнца. У Херефорда перехватило дыхание, он потянул на шее кольчугу, мешавшую дышать. А может, смерть его самого?.. Он встряхнулся, отогнал тяжелые мысли. Умирать так умирать, но пугаться этого, когда никакой опасности в поле зрения нет, значит расписываться в собственной никчемности.

От таких мыслей ему стало совсем худо. «Боже, прости мне глухоту к предвещаниям Твоим! Я слышу их, я хочу повиноваться, но не могу! Я присягнул именем Твоим помочь Генриху занять престол. Это дело справедливо. Смилуйся надо мной и над моей землей окровавленной! Боже всемилостивый, если судишь мне пасть, не дай погибнуть по слабости и в бесчестье. Пусть я умру, если надо, но пусть храбрость не оставит меня!»

Вальтер, тоже угрюмый, сидел с письмом матери, которое поставило его в тупик. Он стал читать его второй раз, вдумываясь в каждое слово, но результат был практически тот же.

– Роджер, а мама о чем пишет? Ты понял? – спросил он нетерпеливо. – Эй, дьявол тебя возьми, что с тобой? Неужели старик так дорог тебе; я думал, ты ближе был со Стормом.

– Вообще о смерти думаю, – повернулся к нему Херефорд. – Не могу поверить, что не увижу больше Гонта… Алан – в объятиях земли, из них уже не вырваться… Что ты про маму спросил? – оживился он, не желая делиться с Вальтером своими страхами.