На меня одного, только меня одного касается. Когда я рассказывал вам о Ноттингеме, не упомянул, что попал туда из за жены, которую захватил Певерел. Я отбил ее в турнире, где рыцарем чести выступал де Кальдо, я взял его в плен. Потом по личным соображениям отдал его Линкольну, предупредив, что де Кальдо коварный предатель. И вот результат: уж не знаю как, ему удалось отнять у Линкольна несколько замков и поднять против него город.
– Ну а тебе то что? – спросил Генрих в недоумении. – Насколько я знаю, вассалы Линкольна только и ждут, как бы восстать против него. Если он сам взял де Кальдо и ты его предупреждал, ну и шут с ним.
– Линкольн – отец сестриного мужа и родня мне. Моя сестра Анна замужем за третьим сыном Линкольна Раннулфом. Он вправе просить моей помощи, а кроме того, вот письмо от сестры. Она в панике: мужа, как полагается, его отец призвал к оружию, а она ждет ребенка.
Генрих перестал метаться и уставился на Херефорда, сощурив свои серые глаза.
– И что, пошлешь ему помощь?
– Кого? У нас тут поваренка лишнего нет! – махнул рукой Херефорд. – Вот если только написать матери, чтобы она потрясла крепостных, наскребла немного золотых, или, может быть, занять у Честера… Господи Боже мой! – выкрикнул Херефорд, как обращаются с жаркой мольбой, и уставился в землю. Он замолчал, помотал головой на расспросы Генриха, которому пока не говорил о колебаниях Честера, а мысль продолжала неоконченное восклицание: «Слава Богу, может, предательство де Кальдо даст решение задачи с Честером. Линкольн и Честер, конечно, не очень любят друг друга, но подавить бунт прислужника – тут Честер наверняка поможет своему сводному брату. Потом, если Элизабет подстегнет его, он не успокоится на де Кальдо, а сможет хорошенько тряхнуть всю провинцию. А вдруг ей удастся подбить его напасть на Ноттингем? Боже милостивый, это погонит Стефана на север и оставит нам Юстаса!»
– Роджер, ответь мне, не может Линкольн сам обратиться к Честеру за помощью?
Проницательность Генриха развязала Херефорду язык.
– Возможно. Между ними нет вражды, хотя они и не любят друг друга. Даже если Линкольн обратится к нему, Честер торопиться не станет. Ему нужно время подумать, особенно когда предстоит потратить свои деньги. Вы должны извинить меня, милорд, мне нужно срочно написать Честеру, Элизабет и Линкольну, чтобы выяснить, что можно сделать и чего ожидать, да и Анне тоже надо. Бедняга! Мало чем могу ее утешить, только сказать, что муж ведет себя правильно… но ей от этого не будет легче.
Солнце опустилось, и взошла луна, прежде чем Херефорд закончил со своей корреспонденцией, тем более что написать эти письма было нелегко. Проще всего было писать Элизабет. Он напрямую высказал ей, чего ему хотелось бы от нее, и также без околичностей и приукрашиваний описал свои серьезные затруднения. Ей предстояло заставить отца пойти на помощь Линкольну и в случае необходимости последовать с ним на север, но ни в коем разе не участвовать в сражениях и по возможности сразу уехать в Херефорд, если Честер и Линкольн серьезно включатся в боевые действия: братья могут быть разбиты, тогда Элизабет не избежать пленения.
Приукрашенное письмо Херефорд отправил Анне, постаравшись ее приободрить и внушить смирение, сочетая убеждение, любовь и восхищение ею. Ему было ясно, что все это для нее пустое, но он правильно расценил, что видеть его руку будет для нее уже утешением. Начиная письмо Честеру, он подергал себя за ухо, расчесал пятерней волосы. Ему надо было изложить положение Линкольна и убедить Честера вмешаться, не говоря ничего о собственной выгоде, кроме личного удовлетворения. Это было несложно; труднее было бороться с собственной совестью и не писать, что сам он занят борьбой со Стефаном на юге. Строго говоря, дело обстояло именно так, но сказать это значило пообещать удержать Стефана на юге, если он сможет, а вот это уже была неправда. |