— Ты шутишь! — всполошился его друг.

— Никогда в жизни не был так серьезен. И так встревожен.

— И где же они, эти доказательства? — спросил депутат.

— Ты их скоро получишь. Я их тебе пришлю с курьером прямо на дом. Используй их по своему усмотрению. Можешь их даже уничтожить, если считаешь нужным, я не стану возражать. Однако с учетом того, в какое время мы живем, я бы их сохранил в надежном месте. Мало ли что может случиться, — многозначительно заметил Петер.

— Там есть конкретные имена? — Депутат перешел на шепот.

— Имена, факты, компрометирующие разговоры, записи телефонных звонков, фотографии, видеопленки.

Депутат продолжал настороженно оглядываться по сторонам. Он провел платком по лбу и по шее, вытирая пот, выступивший отнюдь не только из-за жестокой жары, удушливым колпаком нависшей над городом.

— Мое имя там тоже есть? — спросил он дрожащим голосом.

— Нет. Иначе меня бы здесь не было, — успокоил его Петер.

Сицилиец облегченно перевел дух.

— Знаешь, — сказал он, решив обезопасить себя заранее, — я не хочу видеть эти твои доказательства.

— Но кто-то же должен знать некоторые вещи! Рано или поздно придется вычищать авгиевы конюшни. Ты помнишь сказку «Новое платье короля»? Мне ее еще мама в детстве рассказывала. Когда король надел несуществующий наряд, его продажные придворные, а вслед за ними и простые люди, боясь прослыть дураками, стали расхваливать его новое платье, и это продолжалось до тех пор, пока маленький мальчик не воскликнул: «А король-то голый!» И тогда народ поганой метлой прогнал короля и его приближенных.

— Ну, и что все это должно означать? По-твоему, это я должен стать тем самым невинным младенцем, устами которого глаголет истина? Я не так невинен, Петер. И продажные придворные теперь уже не те, что в сказке. Они не позволят, чтобы их прогнали поганой метлой. Не надейся.

— Стало быть, ты тоже предпочитаешь ничего не замечать, — покачал головой Штраус.

— Именно так. Не видеть, не слышать, не знать. И вот что еще я тебе скажу: мы с тобой сегодня даже не встречались, — предупредил сицилиец.

— Подумать только! А я-то рассчитывал на твою помощь в жизненно важном для меня деле, — с горечью вздохнул Петер.

— Это имеет что-то общее с твоей документацией?

— Женщину, которая мне очень дорога, зверски избили и изнасиловали. Ее насильники должны умереть, — решительно объявил Петер.

— И ты, разумеется, не захотел обращаться в наши разложившиеся и коррумпированные правоохранительные органы. Так? — с насмешкой осведомился депутат.

— Нет, не так. Просто я думаю, что, если они еще на свободе, они ее убьют. Если же они в тюрьме, то рано или поздно выйдут оттуда и все равно попытаются ее убить. Только если они умрут, она сможет жить спокойно.

— Сообщи мне их имена, — вздохнул депутат, понимая, что просто так не отделается.

— Они записаны здесь, — Петер протянул ему смятый листок бумаги.

— Посмотрим, что тут можно сделать, — обещал депутат. — Вечером жду тебя к ужину. И запомни, мы с тобой сегодня еще не виделись. Я ясно выразился?

Петер кивнул. Он понимал страхи своего друга и в глубине души не мог его осуждать. Поэтому, явившись вечером к ужину в палаццо в стиле барокко, резиденцию депутата, он ни единым словом не намекнул на их утреннюю встречу. Только когда они прощались на пороге, друг, не говоря ни слова, сунул ему в руку листок бумаги. Это было краткое сообщение.