— И чего ты злишься на меня? Ну при чём здесь я? Ты пойми: такое стечение обстоятельств.

— Ишь ты, нашёл, на что сваливать! У нас в квартире бабка одна старенькая, тоже, чуть какую оплошку сделает, всё сваливает на судьбу.

— Чудак человек! Я же не говорю: «судьба» — я говорю: «стечение обстоятельств».

— Обстоятельства здесь ни при чём. Здесь другое при чём. Идёшь себе мимо и иди. Дураки и без тебя на свете найдутся.

Он посмотрел на меня с удивлением, и я понял, что всё это ему нипочём не втолковать. Это для него всё равно как высшая математика: не поймёт.

— И чего ты привязался ко мне? — в сердцах сказал я, взглянул на свои штаны и опять чуть не заплакал. — Ну как я теперь в таком виде по улице пойду?

Тогда он достал свой носовой платок и с самым серьёзным видом стал вытирать мне рубашку. У него у самого были в грязи штаны и колени, но он этого вроде и не замечал. Есть такие люди, что про свою беду забывают и всё стараются утешить других, думают, таких героических личностей, как они, на целой земле не сыскать. Но я так считаю, что это от гордости, а как считают они — не знаю.

Грязь на солнце и на ветру подсохла и начала светлеть. Мальчишка посмотрел на меня с прищуром, словно это не я, а картина в Третьяковской галерее, и сказал, что через час на рубашке останется только пятно. Может, он был и прав, но стоять тут целый час я не мог.

Проходными дворами мы вышли на улицу.

Мимо нас прошёл военный. Посмотрел на меня и усмехнулся. Потом прошёл долговязый юноша в очках. На голове у него была голубая шапочка с козырьком, которые носят велосипедисты и трёхлетние младенцы. В одной руке у него был футляр с аккордеоном, в другой — тяжёлый чемодан. Он тоже посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но вместо этого покачал головой и пошёл дальше. Переходя улицу, прямо на нас шла женщина с крохотной девчушкой. Девчушка плакала, не хотела идти, но мама дёргала её за руку, и она летела по воздуху, широко раскинув ноги, прямо как балерина. В другое время я бы посмеялся над ней, а тут вышло наоборот. Как только она увидела мой костюм, она перестала плакать и начала смеяться. Я показал ей язык, но от этого она стала смеяться сильнее, а я отвернулся.

И тут я заметил, что мальчишка тоже смотрит на меня и улыбается. Это было как предательство, и я почувствовал, что у меня на глазах появляются слёзы.

— Смеёшься? — воскликнул я, а он вдруг откровенно расхохотался и сказал:

— Посмотрел бы ты на себя!

— У-у-у! — загудел я, сжимая кулаки, — А кто меня по всей луже на животе протащил?

— Да пойми же, чудак человек: стечение обстоятельств!

И тут я прямо сам не знаю, что со мной сделалось. Мне захотелось то ли избить кого-нибудь, то ли закричать, то ли заплакать, уж не знаю что, только мне непременно надо было что-нибудь сделать. И тогда вышло так, что я сделал самое неожиданное. Я стукнул его в грудь и как-то непонятно засмеялся.

— Ха-ха-ха! Как же это я до двенадцати лет дожил и не знал, что каждому встречному-поперечному обязан помогать?..

Потом я оглянулся и закричал:

— Эй, люди, подходи, кому помощь нужна!

Мальчишка дёрнул меня за рукав и то ли изумлённо, то ли испуганно зашептал:

— Да брось ты дурака валять! Перестань!

Но меня прямо-таки понесло.

— Старшины боишься? — кричал я, отталкивая его руками и не то смеясь, не то плача, до сих пор вспомнить не могу. Это у меня реакция такая была нервная. Мне про это потом один знакомый доктор объяснил. Я вёл себя с бесстрашием человека, которому терять нечего. А мальчишка всё хватал меня за рукава и, наверное, считал, что я рехнулся. Да так в эту минуту оно и было. В обыкновенном состоянии я бы ни за что так себя не вёл. Мне попался на глаза тот долговязый юноша в детской шапочке.