Изменить размер шрифта - +
Очень красиво, не так ли?

   — Да! — Надежда залюбовалась дивной вещью.

Майор отошёл от стола и встал у неё за спиной.

   — Примерьте, — голос его прозвучал по-домашнему обыденно, — вам они пойдут...

Она действительно сделала это движение: поднесла серёжку к уху, но тут же, опомнившись, бросила украшение в ларец. Станкович повернул Надежду лицом к себе. Она увидела его взгляд, полный торжества.

   — Ты — женщина? — спросил он и едва коснулся рукой её груди.

Она наотмашь ударила его по щеке и сразу же поняла, что именно это и выдало её с головой. Под броней расшитого шнурами доломана, под вечным прикрытием её жилетки-кирасы майор не мог почувствовать ничего особенного. Так почему же она испугалась? Схватив со стола свой хлыст, Надежда приготовилась сражаться с этим дьяволом-искусителем не на жизнь, а на смерть. Но он не сделал к ней и шага, а только смотрел на корнета Александрова как заколдованный. Потом медленно опустился перед ним на колени.

   — Бей! — сказал Станкович и указал на хлыст. — Бей, царица моя. Ведь я узнал твою тайну...

Надежда не пошевелилась, и майор ещё ниже склонил перед ней свою кудрявую голову.

   — Бей! — повторил он. — А я буду счастлив. Сколько дней я мучился от страха, что впал в содомский грех и тянет меня к мальчишке... Но нет, не ублюдок я какой-нибудь! Я люблю женщину... Удивительную женщину, единственную в мире, смелую и прекрасную... О, Бог мой, какую женщину!

Свой хлыст она уронила на пол. Станкович благоговейно взял её холодеющую руку и поднёс к губам:

   — Скажи хоть слово, царица моя! Хоть одно слово...

   — Не могу... — прошептала Надежда.

В эти минуты она приказывала себе: «Нет!» — а её сердце стучало на весь мир: «Да! Да! Да!» Это адское противоречие причиняло ей боль, почти физическую. Она, опираясь руками о стол, согнулась и побледнела, точно раненная пулей. Станкович в тревоге смотрел на неё. Он понял, что она близка к обмороку, подхватил её на руки и понёс в спальню. Там майор положил Надежду на постель. В полутьме алькова её лицо было ещё загадочнее и красивее. Он наклонился и поцеловал её в губы. Она робко ответила ему.

Дальнейшее произошло очень быстро. Повернув ключ в замке два раза, они начали лихорадочно раздеваться и скоро остались в одних батистовых рубашках, совершенно одинаковых — белых, длинных, с просторными рукавами и без ворота, на шнурке, стянутом у шеи. Увидев свои тела сквозь тонкую ткань, они ощутили себя Адамом и Евой, изгнанными из рая. Надежда была очень соблазнительна, с хрупкой талией и небольшой, но красивой грудью и сосками, темнеющими под батистом, как капли вишнёвого сока. А он — гибок и силён, словно тигр, с крутыми мышцами, перекатывающимися на плечах и могучем торсе.

В порыве страсти кинулись они друг к другу. Но Станкович был осторожен в ласках и не спешил. Сжимая в объятиях свою возлюбленную, он думал, что ничего не знает о ней: как её зовут, сколько ей лет, была ли она замужем или осталась девственницей. Он не хотел причинить ей боли, не хотел испугать каким-нибудь резким движением. Потому, опустив Надежду на подушки и развязывая шнурок у ворота её мужской рубахи, он шепнул ей на ухо:

   — Ты — женщина?

   — Да! Да! Да! — простонала она, кусая губы, затем обхватила его обеими руками за шею и притянула к себе.

Может быть, сейчас он действовал слишком настойчиво, был груб и не жалел силы, но ей, кажется, это понравилось. Вскрикнув последний раз, она откатилась от него на край широкого ложа и затихла. Он, изумлённый её темпераментом, в восхищении смотрел на стриженый мальчишеский затылок женщины, не похожей ни на кого.

Быстрый переход