Подполковник Станкович, ныне пребывающий с полком во Франции, сообщал давнему приятелю поручику Александрову, что письмо его, отправленное из Варшавы, он получил только в начале сего года, да и то благодаря случайности. Далее Станкович рассказывал, почему не смог ответить скоро — был ранен в бою при Краоне. Затем он передавал соболезнования сестре Александрова по поводу смерти её мужа и подтверждал, что жених на примете есть, но последнее слово — за невестой. Они должны встретиться. Полки российской армии, как здесь говорят, двинутся в Россию не раньше лета, однако маршрут их пока неизвестен...

Письмо было длинное. Надежда бросила его читать на середине, одержимая одной мыслью: «Он жив!» Сколько раз, узнавая о новых боях в Германии, а потом во Франции, она задавала себе вопрос, жив ли Михаил Станкович, храбрый офицер, опытный командир эскадрона. Выполняя свой долг, он первым поскачет под пули. Так пусть все они пролетят мимо, говорила она себе в такие дни.

Теперь, чтобы успокоиться, Надежда набила табаком и закурила одну из своих трубок, села в кресло перед камином и долго смотрела в огонь. Ей казалось, что там вместе с чёрным поленом, подернутым серым пеплом, догорает отчаянное и прекрасное время их долгих походов, жестоких боев, славных подвигов, невосполнимых утрат. Это время уходит, и надо жить дальше...

Давно уже отпраздновали в Германии вступление союзных войск в Париж, низложение Наполеона, конец бурной эпохи войн. После капитуляции французского гарнизона в Гамбурге русские стали мирными гостями датского короля в Голштинии и в полной мере воспользовались плодами этого широкого гостеприимства, оставаясь на своих квартирах до глубокой осени 1814 года.

Расставание получилось грустным. Жители города Ютерзейне полюбили за десять месяцев улан как союзников, как надёжных защитников, как русских, как бравых молодцов. За эскадроном штабс-ротмистра Ржонсницкого в новом походе следовали две молодые дамы верхом на лошадях. Они пребывали в уверенности, что выйдут замуж за тех, кто был им в Ютерзейне нежным другом. Но эти мечты не исполнились. Оба офицера имели в России жён. Надежда и Семён Торнезио стали свидетелями трудных объяснений, женских слёз и душераздирающей сцены прощания на польской границе. Надежда искренне сочувствовала милым дамам. Семён был более суров:

— Так замуж не выходят! О женихе надобно наводить справки. Они могли бы обратиться в штаб полка и там узнать по формулярным спискам, что соблазнители их давно женаты...

За Познанью уланы получили новое маршрутное предписание: в Варшаву не заходить, пройти севернее: через Торунь, Остроленку и Ломжу к Белостоку с большой днёвкой в Чеханове. Это нарушало планы Надежды. Она уже сообщила Станковичу, что в ноябре будет с полком в Варшаве, а он написал ей о своей командировке в штаб резервной армии, расположенной в Польше.

Под Чехановом, на трёхдневном отдыхе, Надежде в первый день выпало быть дежурным по полку. Тут случилась большая неприятность: арестованные накануне за пьяную драку два улана сбежали ночью из-под стражи. До самого рассвета Надежда была на ногах. В девятом часу утра в штаб прибыл нарочный с пакетами, и вскоре её вызвал к себе полковой командир полковник Лопатин. Он держал в руках бумагу от варшавского военного коменданта.

   — Александров, я должен отправить вас в Варшаву, — сказал полковник. — И не просто так, а под конвоем...

   — Почему, ваше высокоблагородие?

   — Варшавский комендант сообщает, что против вас ведётся дознание...

   — Господи, да за что же это?! — воскликнула Надежда.

   — Год назад вы взяли под расписку у одного ростовщика на Маршалковской в долг двести червонцев и до сих пор не заплатили ни копейки.

   — Это — ошибка, — убеждённо сказала она.