Она поправила одеяльце, сбившееся на край кровати, поцеловала Ваню в лоб, перекрестила его. Он глубоко вздохнул и повернулся на бок, по-прежнему сжимая в руке игрушку. Не сказав ни слова прислуге, Надежда вышла из комнаты. Ей уже трудно было сдерживать слёзы...

Чекмень, шаровары, полотняная мужская рубашка, самодельная жилетка-кираса, шейный чёрный платок, строевая казачья шапка, шёлковый кушак с бахромой на двух концах, карманные золотые часы с цепочкой, портупея с отцовской саблей, охотничий нож в чехле и на узком сыромятном ремне — много всяких вещей разложила она на своей постели. Туго набитый круглый кавалерийский чемодан из серого сукна, который она собрала в дорогу вчера, теперь стоял у двери. В нём нашлось место и для двух книг: «Новейшего лексикона французских слов с толкованием на русский» и сочинения господина Антига о Суворове.

Под столом был спрятан мешок с кавалерийскими принадлежностями для похода — последний дар урядника Дьяконова. Он напугал её до полусмерти два дня назад, на заре. Постучал нагайкой в окно, выходящее на овраг, показал мешок, улыбнулся и пропал в зарослях жасмина.

В мешке, кроме вещей, Надежда нашла письмо. Молодой казак подробно описал весь маршрут своего полка с местами, назначенными для днёвок, методы обовьючения строевой лошади и предметы, для сего необходимые и положенные им в мешок, а затем подписался: «Вечно любящий Вас Филипп». Она на секунду задумалась над странной фразой, но разбираться в этом времени у неё уже не было.

Надежда взяла ножницы и подошла к зеркалу. Она отстригла свою косу и подровняла волосы «в кружок» — так, как их носил Дьяконов. Ей показалось, что облик её сразу изменился и она похожа теперь на юношу лет пятнадцати — семнадцати. Перед зеркалом же Надежда сняла с пальца обручальное кольцо, внутри которого было выгравировано слово «Василий».

— Прощай, Чернов! — пробормотала Надежда и положила кольцо в потайной карманчик жилетки, где уже находились другие её украшения из золота: серьги, перстень, две брошки. Это будет её неприкосновенный запас на самый чёрный день.

Оделась в мужской костюм она быстро. Все вещи были готовы давно, много раз перемерены, знакомы ей до малейшей складочки или петельки. С зеркальной поверхности, освещённой двумя свечами слева и справа, смотрел на неё молоденький казачок. Просторные шаровары из толстого сукна легли на талию и бёдра, сгладив их изгиб. Её жилетка, такая же тёмно-синяя, как брюки, стянула грудь, сделала прямыми плечи. Шёлковый платок, которым Надежда обернула шею несколько раз, скрыл её хрупкость и тонкость.

Надо было надевать чекмень, и тут Надежда остановилась, взяв в руки охотничий нож с тяжёлой рукоятью. В походе без него не обойтись. Но где носить это простое и надёжное оружие, взятое украдкой в кабинете отца?

Подумав, она повесила ремень с ножом в чехле через плечо на шею и сверху надела чекмень. Пусть этот клинок, не видимый никому, будет залогом её безопасности так же, как и золотые монеты, зашитые в жилетку. Всё-таки она отправляется безо всякой помощи и защиты, совершенно одна в мир, чуждый ей, непонятный, бурный.

Надежда опустилась на колени перед иконой Богородицы, висевшей в её комнате, и начала горячо молиться. Она просила у Пресвятой Девы Марии заступничества перед Господом Богом за свой дерзкий умысел, потому что поступала против воли родителей своих, разрушала семью и покидала мужа, сохраняя лишь имя сына в сердце своём. Она вглядывалась в икону, надеясь получить в ответ на собственные просьбы и мольбы хоть какой-то знак, но тих и задумчив был небесный лик Божьей Матери.

Долгая молитва прервалась, когда за окном послышался шорох листьев, стук копыт, храпенье Алкида.