Немедленно зашумели кусты, и с обеих сторон показалась большая толпа охотников. Князь подозвал к себе Стогнева.

Стояли как раз на маленькой лужайке, на которую падала тень деревьев. Мешко посмотрел вокруг себя; земля была сырая. Тогда он велел снять с лошади попону, и когда ее разостлали на траве, князь лег. Принесли корзины с жареным мясом и бочонок меду, который поставили около князя. Доброслав и Власт остановились невдалеке.

— Стогнев, — обращаясь к нему, сказал князь, — вы продолжайте охоту, а я отдохну. Доброслав и Власт останутся со мною. Приведете нам зверя, тем лучше, а если нет, то не беда.

И сделал знак удалиться.

Поняв желание князя, Стогнев стал давать распоряжения людям, стоявшим поодаль. И несколько минут спустя князь был уже один с двумя спутниками.

Посмотрев в ту сторону, куда удалилась свита, Мешко сделал знак Власту приблизиться.

— Ты жил среди христиан? — спросил он. — Долго ты там был?

— Двенадцать лет, милостивейший князь, — ответил юноша.

— Значит, хорошо их знаешь? — продолжал князь.

— Кажется мне, что лучше, чем мой родной край, — ответил Власт.

Князь хотел еще о чем-то спросить. Власт с ужасом подумал, как ему поступить, если Мешко спросит его, исповедует ли он новую веру. Совесть не позволяла ему отрекаться от Христа, а сказать правду, значило обречь себя на страдания и мученическую смерть. Мысли эти молнией промчались через его мозг, и он решил сознаться во всем.

Но князь, у которого уже готов был сорваться роковой вопрос, вдруг умолк. Доброслав, глядя на Власта, страшно побледнел. Нельзя было никак угадать, как отнесется к ним Мешко. Князь был ревностным язычником и часто ходил в кумирню, которая стояла около замка, спрашивал совета у жрецов и исполнял все обряды. Но и то было известно, что князь с большим интересом слушал о христианах и христианской религии и после таких разговоров как-то странно задумывался. Князь был загадкой: он скоро делал и мало говорил, поэтому никто не знал, что и когда он предпримет. Даже самые близкие ему люди не смели угадать его мыслей, а Стогнев искренно сознавался, что сколько раз он ни хотел проникнуть в мысли князя, то всегда ошибался. Мешко оставался для него загадкою.

Мешко помолчал немного и, не отрывая взгляда от Власта, спросил Доброслава:

— Скажи, как тебе кажется? Те, что на Градчине, сильнее и могущественнее нас? А Болеславы, те чешские, тоже богаты и опасны для нас?

И, не дождавшись ответа Доброслава, Мешко продолжал сам:

— Как у немцев один царь и одна столица, так и нам нужна одна голова и одна рука, иначе они нас уничтожат… Достаточно ли силен Болеслав, чтобы нас всех покорить себе и меня тоже? — уже совсем шепотом прибавил Мешко. — Говори правду, не лги. Довольно таких, что мне льстят.

Доброслав устремил взгляд в землю.

— Милостивейший пан, — медленно и подыскивая выражения, заговорил Доброслав, — не Бог весть, как много воинов у Болеслава, и умом он, кажется мне, тоже не превышает других. Но он знает одно, что для того, чтобы бить немцев, надо у них самих сначала учиться этому искусству; поэтому он их не избегает, а, наоборот, часто общается с ними и кланяется им, для того, чтобы легче их потом покорить.

— И поэтому принял их веру? — спросил Мешко, пристально глядя в глаза Доброславу.

— Этого я не знаю, — ответил воин.

Разговор прекратился, Мешко ел и пил, улыбаясь.

— А если бы мы, я и Болек, начали воевать, кто был бы победителем? — начал прерванный разговор князь.