— Дай-ка подумать: так, если взять это… плюс… минус…а еще вот это… Нет. Мы никогда так не поступали, по крайней мере на официальном и регламентированном уровне.

— Вот поэтому ты меня и нашел там, где нашел, — огрызнулся Снегирь. — И вообще, когда это ты таким моралистом стал?

— А я не моралист, и не считаю подобные меры чем-то из ряда вон. Другое дело, что говорить об этом вслух не принято, и не принято закреплять подобное отношение в инструкциях по пожарной безопасности. Так что да, в этом плане вы далеко продвинулись вперед, поздравляю.

— А что ты на меня наезжаешь? Как будто это я виноват в том, что именно наворотили наши ученые. Если разобраться, то и Зина — продукт лаборатории моей версии мультиверсума.

— Извини, — Грубер потер лоб, — я просто странно себя чувствую. Настолько, что хочется накинуться на кого-нибудь. Этот стаб, если это, конечно, стаб, очень нехорошо влияет на меня.

— Тебе плохо? — Снегирь нахмурился. Он прекрасно помнил, как Грубера может ломать, и обычно это происходит перед очень значимыми и весьма опасными событиями, тем самым подвергая их всех нешуточной опасности.

— Нет, — Грубер прислушался к своим ощущениям. — В том-то и дело, что неплохо: немного голова побаливает, шум в ушах периодически и что-то странное происходит со зрением, но… нет, не плохо. Именно, что странно. И создается ощущение, что нечто подобное со мной уже происходило, вот только я не могу вспомнить, когда это было и при каких обстоятельствах. И это меня бесит. — Он продолжал стоять на пороге и отвечал Снегирю, который методично обыскивал комнату. — Ну что, есть здесь что-нибудь полезное?

— Не знаю, как насчет полезного, — Снегирь захлопнул ящик стола, в котором кроме стопки пустых тетрадей в обычную клетку ничего не обнаружилось, — но вот определенно кое-что любопытное в этой комнате присутствует.

— И что это? Почему ты постоянно заставляешь вытягивать из тебя информацию?

— Потому что ты очень нетерпелив. Нет, чтобы подождать пару минут.

— Снегирь! — рыкнул Грубер, и тут почувствовал, что зрение снова раздвоилось. Вот только сейчас он видел не размытую перспективу, а две совершенно четкие картинки. Одна картинка — это то, что он видел непосредственно перед собой, а вот на второй он словно смотрел на электростанцию снаружи, словно он шел вдоль массивного забора, ища хоть какую-то брешь в защите, которая позволила бы проникнуть внутрь.

— Здесь есть еще одна дверь, эта комната проходная, — Снегирь прошел к стене, напротив открытого дверного проема и открыл следующую дверь таким же способом, как и ту, через которую они сюда попали.

— Ну вот это уже больше похоже на правду, — кивнул Грубер, подходя к Снегирю, при этом стараясь не запнуться и не потерять равновесие, потому что вторая картинка мешала ему воспринимать действительность. Он остановился, сильно зажмурился и открыл глаза. Сначала перед ними все плыло, но, спустя несколько секунд зрение восстановилось до обычного, и Грубер дошел до следующей двери уже более уверенно.

С того самого момента на улице, когда на них рухнул топтун, и зрение впервые словно раздвоилось, его не покидало ощущение дежавю; словно нечто подобное с ним уже происходило, но единственное, что он мог вспомнить из связанных с этим моментом воспоминаний — это страх. Он был тогда в замешательстве и сильно напуган. Когда же это было? Когда? Этот вопрос не давал покоя, назойливо возвращаясь к Груберу снова и снова, заседая в голове как заноза, и почему-то Грубер был уверен, что он должен вспомнить. Что это очень важно, и от того, сумеет ли он вспомнить вовремя, зависели их жизни.