—Я знаю.

— Знаешь? — кричит он. Его голос звучит немного странно, словно буквы застревают в дыхательных путях.

Я дожидаюсь, когда его дикий взгляд падает на меня и объясняю:

— Я совершила много ошибок в наших отношениях. Много. — Сделав глубокий вдох, продолжаю: — Мне очень жаль. Но когда я вижу вас с Кирой, то знаю, что беременность не была одной из них. Не важно кто биологический отец, ты ее папочка… а она твоя малышка, Шеймус.

Из его груди вырываются рыдания. Шеймус опускает голову на ладони и пытается справиться с бурей эмоций. Когда ему удается это, он переводит взгляд на Киру, которая спит в кресле рядом со мной.

— Она моя. В моем сердце она всегда была моей девочкой. Без вопросов. Но теперь она моя и юридически. Я подписал документы об удочерении несколько недель назад. Лорен позаботился об этом.

Моему расколотому на осколки сердцу становится немного легче.

— Он никогда не хотел детей. Я рада. — Я знаю, что у меня нет никаких шансов с Шеймусом. Наши сердца — это кусочки мозаики, которую невозможно собрать.

Говорят, что правда делает тебя свободным.

Это полная ерунда.

Я чувствую себя уничтоженным и раздавленным.

А Миранда выглядит как привидение. Бледное и безжизненное.

Я никогда не был настолько эмоционально истощен. Несколько минут мы молчим, а потом я вытираю мокрое лицо рубашкой. Нет смысла больше разговаривать. Все уже сказано. Обвинения выкрикнуты.

–Будешь кофе?

Она кивает.

–Да, спасибо.

Я приношу кофе, и мы молча пьем его.

Дети просыпаются, чтобы сходить в туалет и снова засыпают.

Время от времени нам сообщают о состоянии Кая. Без изменений. Они заверяют, что это хорошо. Но когда ты родитель, так не кажется.

Около пяти часов утра Миранда уходит, чтобы сделать телефонный звонок.

Через час она сообщает, что ей нужно в туалет, и я остаюсь наедине со своими мрачными мыслями.

— Простите?

Передо мной стоит седеющий мужчина средних лет. Я даже не заметил, как он подошел.

— Простите, — снова произносит он, не услышав ответа. — Я ищу мать Кая Макинтайра, Миранду. Вы случайно не знаете ее?

Я киваю.

— Она вышла в туалет. Вернется через минуту. — Я вспоминаю о манерах и протягиваю ему руку. — Меня зовут Шеймус Макинтайр. Кай мой сын.

Он крепко сжимает мою ладонь одной рукой, а второй похлопывает по плечу.

— Мне так жаль. Миранда сказала, что ему сделали операцию и сейчас он в палате интенсивной терапии.

Я киваю, и он отпускает мою ладонь.

— Меня зовут Бенито Арагон. Я работаю с Мирандой в благотворительном центре. — Он показывает пальцам в сторону коридора. — Туалет там?

Я снова киваю.

— Пойду поищу ее. Рад был познакомиться с вами, Шеймус. Я буду молиться за Кая.

— Спасибо. — Я наблюдаю, как он уходит, но не потому, что мне это интересно. Просто, чтобы отвлечься от мыслей о сыне. Когда мужчина исчезает из виду, я опускаю голову на ладони и думаю. Думаю о том, что темнота в ладонях предпочтительнее свету флуоресцентных ламп. О боли, которая сжимает голову, как тиски. О… Внезапно на мое плечо опускается рука. Я узнаю это прикосновение.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты настоящая? — умоляю я голосом, которым обычно веду внутренний диалог: вопросительным и пессимистичным. — Мне нужно, чтобы ты была настоящая. Пожалуйста.

— Я настоящая, — шепчет она мне в ухо.

Я поднимаю голову и отрываю ладони от лица. Она стоит на коленях на грязном линолеуме и со слезами на глазах смотрит на меня. Я и не думал, что увижу ее вновь. Она даже прекраснее, чем в моих воспоминаниях. Я молча обнимаю ее, и на несколько минут мир перестает существовать для нас.