У самого входа в туннель старик остановился и здоровым глазом посмотрел вверх, на гору. Отроги Каскадных гор покраснели в лучах заходящего солнца. Старик смотрел на них, словно, прежде чем погрузиться в темноту туннеля, хотел запомнить, как выглядит мир. Идущие сзади толкали его. Он потер повязку на глазу, словно переживая недавнюю потерю. Прикосновение сдвинуло повязку, и на мгновение приоткрылся второй глаз, еще зорче первого. Железнодорожный сыщик, не похожий на обычного туповатого полицейского, все еще недоверчиво смотрел на старика.

Старик-шахтер проявлял огромную выдержку и хладнокровие. Он держался уверенно, своим бесстрашным поведением рассеивая подозрения. Не обращая внимания на толкавших его рабочих, он осмотрелся, словно пораженный грандиозным зрелищем железной дороги, прорубающейся сквозь горы.

Его и правда изумляли эти усилия. Все предприятие, объединявшее старания тысяч человек, основывалось на простом устройстве у него под ногами, двух стальных рельсах, уложенных на расстоянии в восемь футов и полдюйма один от другого и прибитых стальными костылями к деревянным шпалам, надежно закрепленным в насыпи из битого камня и щебня. Это сочетание образует опору, выдерживающую стотонные паровозы, которые движутся по рельсам со скоростью миля в минуту. И на каждой миле две тысячи семьсот шпал, триста пятьдесят два рельса, шестьдесят бочонков костылей образуют гладкую, почти не создающую трения дорогу, стальной путь, уходящий в бесконечность. Рельсы бегут по неровной местности, льнут к узким карнизам, вырубленным в почти вертикальных утесах, перепрыгивают по мостам через ущелья, ныряют в горные туннели и выныривают из них.

Но это чудо современного инженерного дела и тщательного управления казалось ничтожным в сравнении с горами; горы словно насмехались над ним. И никто лучше этого человека не знал, сколь хрупко это человеческое предприятие.

Он посмотрел на полицейского, чье внимание теперь было направлено на что-то другое.

Ночная смена исчезла в грубо вырубленном отверстии. Вода журчала под ногами рабочих, шедших под бесконечными бревенчатыми сводами. Старик и сопровождавший его молодой человек с молотом держались позади всех. Через сто ярдов они остановились у входа в боковой туннель и погасили ацетиленовые лампы. В темноте они смотрели, как лампы других рабочих исчезают впереди. Потом ощупью прошли по двадцати футам бокового прохода и оказались в параллельном «первопроходческом» туннеле. Этот узкий туннель вырублен грубее основного, потолок низкий и местами совсем нависает. Пригнувшись, они пошли вперед, углубились в гору и там, где их никто не мог увидеть, снова зажгли лампы.

Теперь старик шел быстрее, освещая боковую стену. Вдруг он остановился и провел рукой по неровному шву в камне. Наблюдая за ним, молодой человек в который раз подивился, что заставляет калеку продолжать борьбу. Другие старики давно бы успокоились и проводили время в креслах-качалках. Но если задавать вопросы в джунглях безработных и бродяг, можно и пострадать, поэтому молодой человек удивлялся молча.

— Сверли здесь!

Старик сообщал ровно столько сведений, сколько требовалось, чтобы вдохновить соучастников. Мальчишка с фермы считал, что помогает рабочему с лесопилки в Паджет-Саунд, где профсоюз призвал трудящихся к забастовке и полностью остановил производство досок, но хозяева-кровососы одолели забастовщиков с помощью штрейкбрехеров. Именно такую историю хотел бы услышать молодой анархист.

Предыдущий помощник старика считал, что тот из Айдахо, из Кёр-д’Ален, откуда бежал, спасаясь от шахтерских войн.