— Твоя матушка и в самом деле меня пугает, — с ужасом в голосе проговорил Чарлз.

— Матушка говорит: нужно, чтобы ирландцы знали свое место. Это единственный способ поддерживать порядок, особенно сейчас, когда в город переезжают все эти новые люди и из-за них возникают неприятности. «Новые люди». Норрис относился к их числу.

— Этих служанок хуже нет. Стоит повернуться к ним спиной, и они уже тащат рубашки из твоего гардероба. Ты замечаешь пропажу, а они заявляют: вещь-де потерялась во время стирки или была съедена собакой. — Эдвард фыркнул. — Этой девице надо знать свое место.

— Ее сестра вполне может умереть, — вмешался Норрис.

Все трое обернулись — гарвардские юноши явно удивилась тому, что их немногословный коллега вдруг заговорил.

— Умереть? Это довольно серьезное заявление, — заметил Эдвард.

— Она рожает пять дней и уже напоминает труп. Доктор Крауч может пускать ей кровь сколько угодно, но, похоже, шансов у нее немного. Ее сестра знает это. В ней говорит горе.

— И тем не менее ей стоит помнить, от кого исходит милость.

— И благодарить за каждую кроху?

— Доктор Крауч вовсе не обязан лечить эту женщину. Но сестра ведет себя так, будто это их право. — Эдвард затушил сигару о свежевыкрашенные перила. — Немного благодарности им не повредит.

Норрис почувствовал, как его лицо заливает румянец. Он был близок к тому, чтобы разразиться резкой тирадой в защиту девушки, но Венделл ловко перевел разговор на другую тему.

— Мне кажется, из этого получатся стихи, верно? «Горячая ирландка».

Эдвард вздохнул.

— Пожалуйста, не надо. Неужели снова ваши ужасные вирши!

— А как насчет такого названия, — подхватил Чарлз,

— «Ода преданной сестре»?

— Оно мне нравится! — воскликнул Венделл. — Дай-ка я попробую. — Он немного помолчал. — Иль воин непреклонный перед нами, иль дева — неподкупна и нежна…

— Ее сестра в опасности смертельной, — добавил Чарлз.

— И… и… — задумался над новой строкой Венделл.

— …в бой бесстрашно ринулась она! — закончил Чарлз. Венделл рассмеялся:

— И снова поэзия торжествует!

— Тогда как остальные страдают, — пробормотал Эдвард.

Норрис слушал их разговор, испытывая острое чувство неловкости, чувствуя себя чужаком. Как же запросто его коллеги шутят и смеются друг с другом! Как мало надо — всего лишь несколько строк поэтической импровизации напомнили Норрису о том, что у этих троих есть прошлое, к которому он не имеет никакого отношения.

Внезапно выпрямившись, Венделл всмотрелся в пелену дождя.

— Ведь это твой экипаж, верно, Эдвард?

— Да уж пора бы ему появиться. — Эдвард поднял воротник, дабы защититься от ветра. — Садимся, джентльмены?

Коллеги Норриса двинулись вниз по ступеням террасы.

Прошлепав по лужам, Эдвард и Чарлз забрались в экипаж. Однако Венделл остановился и, бросив поверх плеча взгляд на Норриса, снова поднялся по ступеням.

— А вы разве не едете с нами? — осведомился он. Приглашение настолько поразило Норриса, что он ответил не сразу. Пусть он был на голову выше Венделла Холмса, в этом маленьком человечке чувствовалось нечто, вселявшее благоговейный ужас. Дело было не только в его щеголеватом костюме и невероятно остром языке, а в том, что его окружал ореол абсолютной уверенности в себе. То обстоятельство, что этот человек приглашал

Норриса присоединиться к компании, застало юношу врасплох.