Нырнув ладонью под шапку черных волос, она вытащила из уха…

«Боже, сережка! — внутренне содрогнулась Сильвия. — Та самая, которую я в свое время ей дала! Значит, все эти годы она ее хранила? Столько лет…»

Она не могла оторвать теперь глаз от сережки, хотя кусочек рубина заставлял ее корчиться от боли, словно там внутри находился смертоносный яд.

Вот Роза уже протягивает сережку на ладони — крохотную «капельку» на бриллиантовом стерженьке. Блеск ее казался Сильвии нестерпимо горячим и ярким.

— Мне дала это одна леди. В то время я была совсем маленькой девочкой. Девять лет, не больше, — сказала Роза. — И леди, которая мне это дала, очень на вас похожа. Как две капли воды, если уж говорить правду. Конечно, вы можете возразить — вся история произошла так давно, что я могла и перепутать. Но я помню ее так, словно она случилась только вчера. Я прекрасно помню ту женщину. Она… то есть вы… сняла одну свою сережку и протянула ее мне. Не сказав ни единого слова. Вы даже представить себе не можете, как я была поражена… Все это показалось мне удивительным сном наяву. Откуда-то вдруг появляется прекрасная фея и взмахивает над моей головой волшебной палочкой. Но потом тут же исчезает, не сказав мне, ни почему она приходила, ни кто она такая… Вот я и надеялась, что, может быть, вы как-то поможете мне это узнать…

Роза умолкла и, снова вдевая сережку, в упор взглянула на Сильвию.

Черные глаза буквально жгли ее сердце, проникая в самую душу, как это бывало раньше с Никосом. И накопленная за долгие годы ложь, будто слои старой штукатурки, начала рушиться под действием этого взгляда.

«Она знает. Она все знает, — помертвело все внутри у Сильвии. — Она помнит меня! Господи, сделай так, чтобы больше не надо было лгать. Помоги мне рассказать ей всю правду!»

Но как? Как? Правда была слишком большой и тяжелой, будто огромный валун, который ей не под силу сдвинуть с места.

И тут до ее сознания дошла еще одна печальная истина:

«Я хранила свою тайну так долго, что она стала как бы частью меня самой. Вошла в мою плоть и кровь. И отторгнуть ее сейчас означало бы убить что-то у себя внутри…»

— Я бы с удовольствием помогла вам, моя дорогая, — опять солгала она, ненавидя себя так, как никогда раньше.

— Но, боюсь, я не знакома с этой женщиной. Вы говорите, что я ее напоминаю? Увы, я знаю, как это случается в жизни. Когда-то давно я сама встретила женщину… и чуть с ума не сошла, до того она мне кого-то напоминала. Но кого? Я так и не смогла этого понять. Боже, дорогая, ваш чай остыл! Позвольте, я налью вам горячий.

— Нет. Благодарю вас! — И Роза решительно поставила свою чашку на блюдце. — Я… мне нужно идти, — заявила она, явно волнуясь. — Извините, что отняла у вас столько времени. И за то, что ворвалась без предупреждения. Но, понимаете, я-то надеялась… даже была уверена…

— Не надо никаких извинений! Пожалуйста. Я очень рада вашему визиту. И сама хотела вас поблагодарить. Вы помогли Рэйчел. Ваша защита была потрясающей.

Сопровождая свою гостью к выходу, Сильвия молила Бога, чтобы Роза не заметила, что ее бьет дрожь и слова, которые слетают с ее языка, отдают визгливой фальшью.

На нижней ступеньке лестницы Роза обернулась — и Сильвия смогла увидеть выражение ее черных глаз.

«Вы солгали мне, — сказали эти глаза. — Не знаю почему, но солгали».

В ту же секунду она подумала о второй сережке — в точности такой, какая была у Розы. Сильвия припомнила, как много лет назад она вынула из садовой ограды шатавшийся кирпич и положила в нишу маленький сверток.