Непроизвольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, она поднесла руку и начала теребить пальцами рубиновую сережку.

Заметив это, Сильвия вздрогнула, как от удара.

— Кто вы на самом деле? — прошептала Роза.

Сильвия долго ничего не отвечала, продолжая смотреть на Розу широко открытыми глазами. Казалось, она обледенела: глаза не моргают, зрачки остановились, словно у попавшего в лучи фар дикого животного.

— Я… твоя мать, — наконец выговорили ее губы.

Голос был глухим и гулким, как эхо, отдающееся где-нибудь в тоннеле.

«Что она говорит?! — промелькнуло в мозгу Розы. — Этого не может быть!»

Сильвия между тем продолжала произносить какие-то слова, но Роза ничего не понимала, как будто та говорила по-китайски. Какая мать? О чем, собственно, идет речь? Это невозможно! Наверное, она, Роза, чего-то недопоняла, не так расслышала.

— Я вас не понимаю, — с трудом разжав губы, произнесла Роза с застывшим лицом. — Я не… моя мать… моя мать… давно мертва!

— Да, да, Энджи. Она действительно погибла. Но она… не была твоей настоящей матерью. Твоя настоящая мать — это я. Я! Я носила тебя здесь… — и она прижала бледную руку к своему животу. — Я родила тебя. Ты была такой… темноволосой… и глаза, как черный янтарь… Но все равно я хотела тебя… да, хотела. Только вот Джеральд, он бы сразу понял, что ты от другого… что я любила другого мужчину. Я понимала: он станет меня ненавидеть. Разведется со мной. — Голос Сильвии дрожал, слова, слетавшие с ее губ, путались и сталкивались друг с другом, бледное лицо перекошено. — А потом этот пожар… ночью в больнице случился пожар… Господи, прости мне… я взяла ребенка Энджи, а не своего! Ее вместо тебя!

Сильвия закрыла лицо руками. Ее худые плечи, обтянутые красной шерстяной кофтой, поникли.

— Рэйчел, — выдохнула Роза.

И тут до нее внезапно дошло: так вот откуда это постоянное мучительное чувство, что Рэйчел кого-то ей напоминает. Но кого? И вот сейчас, Господи Иисусе… сейчас, прямо перед ее глазами стоит этот человек. Еще секунду — и все станет на свои места!

«Да это же Мария! Боже, как я могла не видеть!» — почти кричит Роза.

Эти золотисто-каштановые волосы, обжигающе голубые глаза… Да и рост — такая же миниатюрная, как Рэйчел. Только старше и красота уже почти поблекла.

Внезапно Роза ощутила во всем теле странную легкость, будто кто-то поднял ее в воздух — и она парит там в невесомости. «Этого не может быть! — думала она. — Я просто вижу сон…»

В голове неотвязно звучало одно и то же:

«Сильвия Розенталь, эта женщина. Она моя настоящая мать? Невозможно!»

И все же… все же внутренний голос говорил ей, что это правда. Более того, в святая святых своей души она всегда это знала. Такое бывает в наших снах, когда в подсознании всплывает многое из того, что хранится в тайниках сердца.

Внутри у Розы все словно обвалилось, как будто переливчатым потоком посыпались цветные стеклышки калейдоскопа. Однако там, под обломками, душа оставалась спокойной и настороженной. Сердце душила холодная злоба, инеем застилая глаза.

«Моя мать жива! Она не погибла в том пожаре… Она просто ушла… бросила меня… подкинула чужим людям… о Господи… она МЕНЯ БРОСИЛА!..» — звенело у Розы в голове.

— Я так переживала, — произнесла Сильвия, наконец отводя ладони от вытянувшегося, искаженного страданием лица.