— А мой отец? Кто тогда мой отец?

— Никос Александрос. Он был моим любовником. Я ему не сказала… но сейчас он все знает… и страстно желает, чтоб вы были вместе… это его самая заветная мечта. Он бы и тогда тебя взял. Но я… у меня в голове все смешалось. И я так всего боялась… Как я могла так сделать! Только теперь я понимаю, что натворила. Отказаться от своего ребенка. Не было ни одного дня все эти годы, чтобы я себя не презирала за это.

— Но вы могли взять меня, когда мне исполнился год… пять, семь, — холод из сердца постепенно переливался в кончики пальцев. Снегопад за окном между тем все усиливался, и колючие снежинки, подхваченные порывами ветра, ударялись о стекло. — А когда вы пришли ко мне в школу? Почему? Почему вы не сказали мне тогда всего?

— Я просто хотела увидеть тебя. Хотя бы раз… взглянуть на тебя. Посмотреть, какая ты, — голос Сильвии прервался, и она поднесла дрожащую руку к уху, вспоминая ту сцену во дворе Розиной школы. — И я просто не могла уйти… не оставив у тебя хоть какой-то памяти о себе…

— А обо мне вы подумали? — воскликнула Роза, сделав еще шаг по направлению к Сильвии и чувствуя, как подгибаются колени. — У вас была Рэйчел, и я вам была не нужна.

— Нет… нет… тебе этого не понять… мне нужна была именно ты. Но… поздно, слишком поздно, — по бледному худому лицу стоящей у окна женщины скользили полосы прерывистого неверного света, и таким же прерывистым был ее голос. — Как я могла сказать тебе об этом тогда? Ты просто убежала бы от меня. Разве бы ты мне поверила? Кто я была в твоих глазах? Совсем незнакомой женщиной…

— Ничего подобного! Я так нуждалась… хоть в ком-нибудь, кто бы меня любил!

Роза стояла, в упор глядя на Сильвию, становившуюся все бледнее и бледнее. В ее памяти всплыл тот день: холодный ветер треплет ее тоненькое пальтецо; она стоит как вкопанная и держит на ладошке неожиданный подарок — рубиновую сережку, похожую на капельку священной крови. Она видит все так ясно, как будто это произошло вчера.

— А если бы вы все-таки взяли меня к себе тогда? Вас что, мысль о Рэйчел остановила? — продолжала Роза. — Что бы с ней было?

Сильвия резко выпрямилась, словно марионетка на ниточках, — голова откинута, плечи прямые. Видно, что она изо всех сил старается сдержать слезы.

— Не буду тебе лгать, — произнесла она. — Я уже достаточно это делала. Я люблю Рэйчел как родную дочь. И никогда не смогла бы отказаться от нее, даже если бы…

Роза почувствовала, как что-то внутри нее оборвалось. Она рванулась вперед — в том состоянии невесомости, в котором она находилась, ей показалось, что она перелетела всю комнату одним гигантским прыжком. Она схватила Сильвию за плечи, пальцами ощущая нежную мягкую выемку у ключицы. На нее пахнуло легким ароматом цветочных духов, вызвав в душе вспышку яростной любви и столь же яростной ненависти.

— Даже если бы что? — прокричала Роза. — Если бы надо было выбирать между мной и ею? Вы это собирались сказать? Так?

Сильвия не сделала попытки отступить назад. Она продолжала стоять с опущенными, словно плети, руками; огромные зеленые глаза сверкали на белом как мел лице. Но вот она медленно качнула головой, крупная слеза поползла по щеке и, скатившись с подбородка, горячей каплей упала на Розино запястье.

И вдруг Сильвия обняла ее, прижав ладони к Розиному лицу… Пальцы были холодные, от них по коже пробежал озноб.