Замерев, они простояли, кажется, целую вечность. В комнате не слышно было ни звука, кроме отдававшегося в ушах Розы биения ее сердца.
— Все эти годы… только коснуться тебя… — разорвал тишину дрожащий голос Сильвии. — Вот как сейчас… моя девочка… моя доченька.
Вырвавшись из ее объятий, Роза закричала, чувствуя, как волна ярости захлестывает ее, а перед глазами вспыхивают красные круги.
— Нет! Нет! Я была вам не нужна тогда… Никогда не была вам нужна… вы бросили меня, как… как собаку или котенка. Всю жизнь я чувствовала себя чужой в своей семье. Везде чужой. Моя бабка меня ненавидела. Она видела, что я не похожа на них… она думала, что моя мать Энджи согрешила с кем-то. Она обвиняла меня в смерти сына. И вы могли подумать, что какой-то там вшивый счет в банке все это оплатит? О да! Я об этом тоже знаю. Это, конечно, вы положили деньги. Но даже тогда у вас не хватило смелости открыть свое имя.
— Я не могла этого сделать. Но я хотела, чтоб у тебя были хоть какие-то средства…
— Ничего вы мне не дали! Даже меньше, чем ничего. Тот день, когда вы появились на школьном дворе… это была волшебная сказка. У меня зародилась надежда. Но это была ложная надежда. Бесполезная. Как эта вот сережка. Вы когда-нибудь задумывались, какая бесполезная вещь одна сережка? Даже хуже… Это напоминание о том, чего нет.
Лицо Сильвии исказила гримаса боли. Она прижала руку к сердцу. Щеки ее были мокрыми от слез.
— Прости меня, если можешь… если можешь, — произнесла она, задыхаясь. — Я не представляла, что все так получится… я никогда не хотела причинить тебе страданий…
— Да вы и не могли мне их причинить. Я же вас не знала…
Роза почувствовала соленый привкус на языке: она поняла, что вот-вот расплачется.
Нагнувшись, чтобы поднять с пола плащ, Роза ощутила внезапный жар: это кровь бросилась ей в голову. Перед глазами запрыгали крошечные точечки света — на миг она как бы полностью ослепла. Как только способность видеть вернулась, она сделала шаг к двери.
— До свиданья… мама, — тихо прошептали ее губы.
— Постой! Не уходи! — с мольбой в голосе почти прошептала Сильвия. — Только не сейчас… Подожди, пока я… Ну, пожалуйста!
Умоляющий голос Сильвии эхом отдавался в голове Розы. Эхом минувшего. Она вспомнила тот зимний день во дворе школы в Бруклине. Она стоит там, руки и ноги как деревянные, их невозможно поднять. Вот и сейчас эхо этого настойчивого голоса заставляет ее повернуться: она чувствует себя беспомощной жертвой, попавшей в капкан.
«Не будь дурой! Беги отсюда как можно быстрее!» — приказал Розе внутренний голос.
И все же она продолжала стоять там, где остановилась. Стоять — и ненавидеть себя за эту слабость. Ведь даже сейчас ей страстно хотелось того, что никогда не будет возможно. Материнской любви. Теперь это уже слишком поздно. Вот если бы Сильвия сказала ей правду раньше… если бы могла любить ее сильнее, чем любила Рэйчел…
— У меня кое-что есть для тебя, — продолжала Сильвия. — Погоди.
Как ни хотелось Розе убежать, но что-то удерживало ее на месте. В зыбком свете угасавшего дня лицо Сильвии казалось серебристо-бледным, ускользающим. На нее смотрели глаза, полные отчаяния.
И вот уже бежит не Роза, а Сильвия… Пересекает комнату, неожиданно резким движением распахивает стеклянную дверь, скрытую тяжелой портьерой. Роза чувствует порыв ледяного ветра. В складки бархата сразу же забиваются стремительные снежинки.
Роза, дрожа от холода, не может оторвать глаз от белой круговерти в саду. Деревья и кусты под снежным покровом. |