Но полет оборвался прежде, чем Тимофееву стало запредельно плохо. Ретромотив дрогнул, словно уткнулся в мягкую, но непреодолимую преграду, и встал.

— Тимофеич, — услышал народный умелец из-за спины. — Что-то не похоже на шестой век.

Они находились в центре прекрасно освещенного зала на круглой огороженной площадке. В огромные окна било полуденное солнце, в живописно-синем небе сновали крыломашущие аппараты. А вокруг в позах крайнего изумления застыли люди, будто пытаясь изобразить знаменитую немую сцену из «Ревизора».

— Куда ты меня завез? — прошипел Фомин.

— Коля, — смутился Тимофеев. — Очевидно, сработал аварийный возврат, и мы сейчас в тридцатом веке. Ретромотив рассчитан только на челночные рейсы, туда-обратно… Вот здорово! Вообрази только: мы с тобой — в нашем собственном будущем!

Один из людей, остолбенело торчавших вдоль стен, внезапно воскликнул:

— Позвольте! Да ведь это же Виктор Тимофеев!

Последний не успел вдоволь насладиться сознанием своей популярности. Суровый толчок в спину вернул его с небес на землю.

— После раскланяешься, — зашептал он. — Нам в шестой век надо. И поскорее, пока не ссадили.

— Легко сказать… — проворчал Тимофеев, смятенно хватаясь за какие-то малопонятные рычажки на панели перед собой. — Допустим, нырнем мы обратно в двадцатый век, а глубже-то как? Челночный принцип, пропади он пропадом! Так и зациклимся на месте… Ага, вот оно что!

И он поднял неприметный тумблерок с подписью «Пр. фин.», что по его предположениям, означало движение по оси времени с промежуточным финишем.

— Какое сегодня число? — спросил он в панике. — Я забыл!

— Число?.. — опешил Фомин. — Кажется, седьмое, нет, восьмое!

Тимофеев успел набрать нужную дату и нажать кнопку «туда» прежде, чем сердитые потомки, не на шутку озабоченные подобной самостоятельностью со стороны предков, стащили их с ретромотива.

Просторный зал сменился родным захламленным коридором с пыльной лампочкой под серым потолком. Из-за двери доносились голоса Тахиона и Светы.

— Ну, Тимофеич, — сказал Фомин. — Теперь не подкачай.

— Постараюсь, — усмехнулся тот.

Ретромотив тряхнуло, в голове снова поднялась гнусная круговерть… А затем Тимофеев с удивлением обнаружил себя кувыркающимся через панель управления и ласточкой парящим над тем самым свежевспаханным полем, куда ему так хотелось упасть в своих тошнотворных иллюзиях. Спустя мгновение он ткнулся носом в горячую, хорошо взрыхленную землю и затих, испытывая великое облегчение.

12. Что бы это могло быть

— Откуда я знаю? — пожал плечами Тимофеев, отскребая жирные земляные комья от брюк. — Но могу утверждать во всей ответственностью, что до шестого века мы не долетели.

— Верно, — согласился Фомин. — На табло 624 год. Надо полагать, ты опять что-нибудь не так сделал.

— Ошибаешься, Николай, — возразил Тимофеев. — Нас, кажется, действительно встретили. Но подумать только: мы с тобой в седьмом веке! Мог ли ты, почти дипломированный историк, мечтать о таком?

Фомин молча обошел накренившийся ретромотив, ласково похлопывая его по бокам.