Он поднял руку, и рабы удалились. Сделав знак негритянке, чтобы
она осторожно следовала за ним, он увлек ее за руку в отдаленную комнату.
Негритянка бросилась на землю и стала целовать его ноги. Он резким
движением поднял ее.
- Где ты его оставил, Иддибал?
- Там, господин.
Сняв покрывало, негритянка потерла себе рукавом лицо: черный цвет кожи,
старческое дрожание и согбенная спина - все исчезло. Перед Гамилькаром
стоял сильный старик с лицом, обветренным песками, бурями и морем. Пучок
белых волос торчал на его черепе, как хохолок птицы: он насмешливо показал
взглядом на скрывавшие его одежды, которые сбросил на пол.
- Это ты хорошо придумал, Иддибал. Очень хорошо!
Потом Гамилькар прибавил, пронизывая его острым взглядом:
- Никто еще не догадывается?
Старик поклялся ему Кабирами, что свято хранит тайну. Они не покидают
своей хижины в трех днях пути от Гадрумета, на берегу, где кишат черепахи
и где на дюнах растут пальмы.
- Согласно твоему приказу, господин, я учу его метать копье и править
лошадьми.
- Он ведь сильный, правда?
- Да, господин, и очень отважный! Не боится ни змей, ни грома, ни
призраков. Бегает босиком, как пастух, по краю пропастей.
- Продолжай, продолжай!
- Он устраивает западни для диких зверей. В прошлом месяце, поверишь
ли, он поймал орла и потащил его за собой. Кровь птицы и кровь ребенка,
падая крупными каплями, мелькала в воздухе, точно лепестки розы, носимые
ветром. Взбешенная птица окутывала его бьющимися крыльями, он прижимал ее
к груди, и, по мере того как орел умирал, смех мальчика звучал все громче,
яркий, сверкающий, как звон мечей.
Гамилькар опустил голову, ослепленный этими предзнаменованиями величия.
- Но вот уже несколько времени, как им овладела тревога: он следит
взором за парусами, мелькающими на море, он грустит и отталкивает пищу, он
спрашивает про богов и хочет увидеть Карфаген.
- Нет, нет, еще не пришло время! - воскликнул суффет.
Старый раб, видимо, знал, какая опасность пугает Гамилькара, и
продолжал:
- Как его удержать? Мне уже приходится тешить его обещаниями, и в
Карфаген я попал сегодня только для того, чтобы купить ему кинжал с
серебряной рукоятью, осыпанной жемчугом.
Потом он рассказал, что, увидев суффета на террасе, он выдал себя
портовой страже за одну из служанок Саламбо и только таким образом смог к
нему проникнуть.
Гамилькар погрузился в долгое раздумье и, наконец, сказал:
- Явись завтра в Мегару на закате солнца, за мастерские, изготовляющие
пурпур, и крикни три раза шакалом. Если ты меня не увидишь, то приходи в
Карфаген каждое первое число месяца. Не забудь ничего! Люби его! Теперь ты
можешь говорить ему о Гамилькаре.
Раб снова надел одежду, в которой явился, и они вышли вместе из дома и
из порта.
Гамилькар продолжал путь один, без свиты, ибо собрания старейшин были в
чрезвычайных случаях всегда тайными, и туда отправлялись скрытно.
Сначала он шел вдоль восточного фасада Акрополя, затем миновал Овощной
рынок, галереи Кинидзо, квартал торговцев благовониями. |