— Мне не велено с арестантами балакать, — нарочито громко ответил тот.

Салават не отважился заговорить с ним вновь. Но караульного разобрало любопытство. Он подумал немного и, понизив голос, сказал:

— Так вот, значит… Яков Федорович меня кличут. А тебе зачем? Можа, нужда какая?

— Нужда, Яков Федорыч, большая-большая нужда, — встрепенулся Салават. — Письмо хочу брату написать.

— Ну?

— Харчи надо, деньги, одежку. Сам видишь, платье мое шибко истрепалось…

— Да уж, что и говорить, от таких харчей и ноги протянуть недолго. Шутка ли — четыре копейки на день, — посочувствовал ему сердобольный солдат Чудинов. — Что ж, бедолага, возьмусь пособить тебе, пожалуй, — согласился он и в следующий раз тайком передал Салавату бумагу, перо и чернила.

Они условились, что при первой же возможности Чудинов вручит письмо нужному человеку. И случай такой вскоре представился.

Постоянно дежуривший у окошка Салават заприметил как-то снаружи своего родственника. Он тут же дал знать об этом Чудинову:

— Яков Федорыч. На улице один башкорт стоит. Передай ему мое письмо.

— Понял. Токмо пускай твой человек малость подождет, покуда смена моя не явится.

Чуть позже, сдав пост сменщику, он вышел на улицу и, увидав неподалеку не одного, а сразу нескольких башкир, растерялся, не зная, кому из них вручить послание.

Он походил-походил и, плюнув, подошел к самому крайнему. Им оказался житель аула Мухамметово Сибирской дороги Мухаммат Кусюков.

— Послухай, ты часом не знаешь Салаватку Юлаева? — отведя его в сторонку, спросил он.

— Как не знать.

— А братца его старшого?

— Хм, братца? — удивился было Кусюков и, вдруг опомнившись, поправился: — Ну да, точно. Брата тоже знаю. Он ведь мой сосед.

Мухаммат Кусюков так ловко выкрутился, что Чудинов, ничего не заподозрив, отдал ему письмо с просьбой передать брату Салавата.

— Будь покоен. Передам прямо в руки, — заверил тот охранника.

Когда Чудинов ушел, Кусюков вскрыл письмо и, пробежав глазами написанный арабской вязью текст, хитро прищурился. Наблюдавший за всем издалека родственник Салавата по имени Сагыр бросился к нему с расспросами. Земляки разговорились. Сагыр агай хотел забрать письмо, но Мухаммат сообщил, что как раз собирается ехать домой и сказал, что мог бы завести его кому следует. Сагыр обрадовался такой оказии и попросил передать послание их общему знакомому Абдрашиту Алкееву, проживавшему по соседству с Шайтан-Кудейской волостью, с тем чтобы тот переслал его родственникам Салавата.

Кусюков твердо обещал исполнить поручение, а сам тем временем помчался к штабу Фреймана.

— Ваша высока пре… прес…хадительства, — трепеща от волнения, угодливо обратился Кусюков к генерал-майору, когда его к нему впустили, и протянул письмо. — Читайте, чего Салаватка пишет.

— Положим, прочесть я сие послание не сумею, — снисходительно произнес тот, пытаясь скрыть, насколько он в нем заинтересован. — Ты уж лучше сам, голубчик, переведи его, ничего не утаивая, и скажи, кому оное адресовано.

Вначале Мухаммат Кусюков поведал, при каких обстоятельствах к нему попало письмо и для кого оно предназначено. Потом объяснил, что Салават учит в нем оставшихся в его волости сородичей, как вызволить его семью, прося их обратиться в Оренбург, в губернскую канцелярию, и через нее — в Сенат, чтобы сообщить о незаконном их задержании. Судя по содержанию послания, для Салавата было большим ударом оказаться в руках уфимских чиновников и узнать, что от их произвола будет зависеть его с отцом участь и дальнейшая судьба их близких.