Прежде Дуа вообще не задумывалась над такой возможностью, но теперь она поразмыслила и спросила:
"Почему не должны?"
"А потому! И знаешь, что еще неприлично?"
Дуа почувствовала невольное любопытство.
"Что?"
Дораль ничего не ответила, но внезапно часть ее резко расширилась и задела Дуа, которая от неожиданности не успела втянуться. Ей стало неприятно, она сжалась и сказала:
"Не надо!"
"А знаешь, что еще неприлично? Можно забраться в камень!"
"Нет, нельзя", - заявила Дуа. Конечно, глупо было так говорить, ведь Дуа сама нередко забиралась во внешние слои камней, и ей это нравилось. Но хихиканье Дорали так ее уязвило, что она почувствовала гадливость и тут же убедила себя, что ничего подобного не бывает.
"Нет, можно. Это называется камнеедство. Эмоционали могут залезать в камни, когда захотят. А левые и правые - только пока они крошки. Они, когда вырастут, смешиваются между собой, а с камнями не могут".
"Я тебе не верю! Ты все выдумала!"
"Да нет же! Ты знаешь Димиту?"
"Не знаю".
"А ты вспомни. Ну, такая, с уплотненным уголком из Пещеры В".
"Та, которая струится как-то боком?"
"Ага. Это ей уголок мешает. Ну, так она один раз залезла в камень вся целиком - только уголок торчал наружу. А ее левый брат все видел и рассказал пестуну. Что ей за это было! С тех пор она и правда от камней шарахается".
Дуа тогда ушла встревоженная и расстроенная. После этого они с Доралью долгое время вообще не разговаривали, да и потом их полудружеские отношения не возобновились. Но ее любопытство росло и росло.
Любопытство? Почему бы прямо не сказать - "олевелость"?
Однажды, убедившись, что пестуна поблизости нет, она проникла в каменьпотихоньку и совсем немножко. Она уже позабыла, как это бывало в раннем детстве. Но, кажется, тогда она так глубоко все-таки не забиралась. Ее пронизывала приятная теплота, однако, выбравшись наружу, она испытала такое чувство, будто камень оставил на ней след и теперь все догадаются, чем она занималась.
Тем не менее она продолжала свои попытки, с каждым разом все более смело, и совсем перестала внутренне смущаться. Правда, по-настоящему глубоко в камень она никогда не забиралась.
В конце концов пестун поймал ее и выбранил. После этого она стала более осторожной. Но теперь она была старше и знала, что ничего особенного в ее поведении нет - как бы ни хихикала Дораль, а почти все эмоционали лазали в камни, причем некоторые открыто этим хвастались.
С возрастом, однако, эта привычка исчезала, и, насколько Дуа знала, ни одна из ее сверстниц не вспоминала детские проказы после того, как вступала в триаду. Она же - и это было ее заветной тайной, которой она не делилась ни с кем, - раза два позволила себе погрузиться в камень и после вступления в триаду. (Оба раза у нее мелькала мысль - а что, если узнает Тритт?.. Такая перспектива не сулила ничего хорошего, и у нее портилось настроение.) Она находила для себя неясное оправдание в том, что ее сверстницы смеялись над ней и дразнили. Вопль "олевелая эм!" преследовал ее повсюду, внушал ей ощущение неполноценности и стыда. В ее жизни наступил период, когда она начала прятаться, лишь бы не слышать этой клички. Вот тогда-то в ней окончательно окрепла любовь к одиночеству. |