Он долго на меня смотрит, потом говорит:
— Спасибо.
Я так понимаю, за усилие над собой. Чует ведь. Как мне всё-таки повезло с мужиком. И как ему не повезло с родиной.
Когда мы слезаем с лошадей, я наконец замечаю, что Азамат всё это время сидел не на той буроватой кобыле, которая стояла в строю рядом с моей белой, а вовсе даже на чём-то серебряном.
— Ой, — говорю. — Какая у тебя скотина, прямо металлическая. Так блестит…
— Да-а, — польщённо говорит он. — Я вот решил его и взять. Таких серебряных больше нигде не разводят, только по берегам Дола, а я всегда такого хотел. Сейчас поездил — жеребец сильный, послушный, с мозгами, да ещё молодой совсем. В общем, я определился. А ты как?
— Да я вроде тоже, — киваю на свой рыжий диванчик.
Азамат хмурится.
— Ты его взять хочешь?
— Ну да, а чего? Сидеть удобно, не трясёт, слушается. И не очень большой. Чего мне ещё надо?
— Так это ж мерин…
— Ну так мне с ним не трахаться! — выпаливаю я. Пастухи прыскают со смеху и долго не могут успокоиться. Азамат слегка краснеет.
— Ты полегче в выражениях, — шепчет он мне. — Женщины при мужчинах о таких вещах не говорят.
— Фи, какое лицемерие, — кривлюсь я. — А чем плохо, что мерин?
— Ну это как-то… неспортивно.
— Спасибо, спорта мне на сегодня хватило. Ещё возражения есть?
Азамат вздыхает.
— Ладно, бери этого. Ребят, — он поворачивается к пастухам, которые всё никак не отсмеются. — Представьте коней-то.
— А ты до сих пор не знаешь, как их зовут? — удивляюсь я.
— Нет, а ты знаешь?
— Нет, так то я… Я и забыла, что у них имена бывают.
— Бывают, а как же, — кивает Азамат. — И если конь хороший, его имя охраняют, как человеческое.
Наш провожатый первым отсмеялся достаточно, чтобы внятно произнести имена.
— Этот, — он указывает на Азаматов выбор, — Князь. А второй — Пудинг.
— Как?! — опешиваю я.
— Пудинг… — повторяет пастух. — А что?
Я поворачиваюсь к Азамату.
— Откуда у вас пудинг?
Азамат пару секунд на меня озадаченно смотрит, потом переспрашивает.
— А это слово для тебя что-то значит?
— Ну как, — говорю, — пирог такой… праздничный…
Они начинают ржать. Азамат трясёт головой, явно умиляясь от чего-то, чего я не понимаю.
— Кто говорил, что у императора не было чувства юмора! — хохочет он. Потом наконец снисходит до того, чтобы объяснить мне, в чём дело. — Этим именем впервые наш последний император назвал своего любимого коня, который тоже был небольшой, толстый и спокойный. Оно с тех пор так и кочует. Но никому в голову не приходило, что у этого слова есть какое-то значение! Так, звучит забавно, и всё тут…
— Ясно, — ухмыляюсь я. — Я тебе испеку как-нибудь. Только это долго, там тесто должно настаиваться две недели или типа того. Зато очень сытно.
Пастухи немедленно преисполняются уважения к даме, которая, о-о-о, понимает толк в кулинарии. Чувствую, Азамат задался целью и правда выдать меня за воплощение этой их воинственной кормящей богини. Дверью шатра я уже хлопала, осталось детей наплодить. Кстати, надо ему сказать, но при пастухах как-то нехорошо, наверное…
Мы обедаем все вместе в шатре. Мне кажется, что день уже прошёл, ведь столько всего произошло, и я так долго ждала — хотя на самом деле сейчас всего полпятого. |