— Расскажи лучше про папу в Испании.

— Короче, он вернулся домой. Мы снова нашли друг друга через одного приятеля в Сент-Поле, которому оба писали. Я работал в детективном агентстве Уилера, это в Лос-Анджелесе, а Уолли выступал в кабаре как жонглер. Не высший класс, но с булавами у него получалось неплохо. Он последнее время не жонглировал, нет?

— Нет.

— Тут нужно постоянно упражняться, иначе теряешь навык. Но руки у него всегда были ловкие, на линотипе шпарил только так. При тебе тоже?

— Со средней скоростью. Может, из-за артрита: Несколько месяцев отец вообще работать не мог. Мы тогда в Гэри жили, потом уж в Чикаго перебрались.

— А мне он ничего не рассказывал…

— Вы когда-нибудь еще работали вместе?

— Разумеется. С частным сыском у меня не сложилось, и мы стали ездить с целительским шоу. Уолли гримировался под черного, жонглировал.

— Ты тоже жонглируешь?

— Нет. Рукастый у нас был Уолли, я больше языком беру. У целителей я обрабатывал публику и вещал брюхом.

— Что?

— Чревовещателем был, балда. Все, теперь пора. Нашу с Уолли историю за один раз не расскажешь, и уже скоро девять часов.

К Кауфману я шел, как в тумане. В голове не укладывалось, что мой папа, скромный наборщик, исколесил когда-то всю Мексику, дрался на дуэли, хотел быть тореадором, выступал на сцене и ездил с целительским шоу.

Прожил такую жизнь и умер в темном переулке от удара по голове.

Глава 7

Посетителей в баре прибавилось. У стойки полдюжины мужчин и две женщины, в кабинках пары. За дальним столом играли в пинокл, музыкальный автомат орал как подорванный.

Мы сели за тот же столик — там было свободно. Кауфман, хлопотавший за стойкой, не видел, как мы пришли. Через минуту он нас заметил и перелил виски через край мерного стаканчика. Обслужив клиента, подошел к нам и подбоченился с воинственным и в то же время нерешительным видом.

— Что вам подать?

— Две соды, — ровно, без тени юмора произнес дядя.

Кауфман, глядя то на него, то на меня, вытер руки о фартук, выдвинул стул и сел.

— Мне тут неприятности не нужны, — заявил он.

— Нам тоже, — промолвил дядя. — Мы не хотим их и не создаем.

— Но чего-то ведь вы хотите, может, объясните уже наконец?

— Что именно?

Кауфман стиснул зубы — вот-вот взорвется.

— Я вас узнал, — сказал он. — Вы были на дознании по делу мужчины, которого пристукнули в переулке.

— Какого мужчины?

Кауфман сделал глубокий вдох, выдохнул и добавил:

— Вы сидели в заднем ряду, не хотели светиться. Этот Хантер ваш друг, что ли, был?

— Какой Хантер?

Кауфман сделал усилие над собой и снова сдержался.

— Позвольте вам помочь: вы не там ищете. Копам и коронеру я сказал все, что знал. Вы там были и сами все слышали.

Дядя предложил пачку сигарет мне, я взял одну, потом предложил Кауфману, но он отмахнулся.

— Сказал все как есть. Какого черта вам еще надо?

— Две соды, — ответил дядя.

Кауфман вскочил, опрокинув стул. Шея у него покраснела. Он с большой тщательностью поставил стул на место и молча вернулся за стойку.

Заказ нам принес длинный бармен. Он улыбался, и дядя тоже улыбнулся в ответ. Вокруг глаз у него заиграли лучики — добряк, да и только.

Кауфман занимался своими делами и в нашу сторону не смотрел.

— Ничего туда не подсыпал? — Дядя взглянул на длинного бармена.