— Сам хотел бы знать. Минут пятнадцать назад.

— На сент-луисский, кажется, одну посадил. Два чемодана, сумка и вроде бы скрипичный футляр.

— Ладно, спасибо. — Я дал ему никель. Бесполезно; если даже я и найду того самого, он уже ничего не вспомнит.

Может, Клэр вообще никуда не уехала, потому и не пустила меня на вокзал? Раз про поезд наврала, могла выдумать и про все остальное. Вышла в другую дверь, и привет.

Я сел на скамейку и стал размышлять. С чего я взял, будто видел пассажира другого такси в «Милане-тауэрс»? А если и видел, то это совсем не обязательно Бенни Россо — мало ли итальянцев в Чикаго.

Нет, все напрасно. Не мог я злиться на Клэр. Она, конечно, дала мне отставку, но честно объяснила, почему это делает. После этой ночи я уже никогда не смогу по-настоящему на нее разозлиться. Даже когда женюсь и у меня будут дети и внуки, воспоминание о ней все равно останется в моей памяти. Пора сматываться отсюда, а то еще разревусь, чего доброго. Я вышел на Южную Кларк-стрит и сел в трамвай.

Глава 13

— Войдите! — откликнулся дядя, когда я постучал к нему в дверь. Он еще не вставал.

— Разбудил тебя, дядя Эм?

— Нет, парень, я уже полчаса как проснулся. Лежу и думаю.

— Клэр уехала из города… кажется.

— То есть как это «кажется»?

Я сел на край кровати, и дядя, взбив повыше подушку, произнес:

— Рассказывай. Личное можешь опустить, но сообщи все, что девочка говорила про Гарри Рейнолдса. И про Голландца расскажи, и про то, что случилось утром. Начни прямо с того, как ушел отсюда вчера.

Когда я закончил, он заметил:

— Ну и память у тебя, Эд… только в ней, по-моему, пробелы есть?

— Какие пробелы? Да, Клэр не всегда говорила правду о себе, но какое отношение это имеет к нашему делу?

— Может, и никакого. Этим утром — или у нас уже день? — я чувствую себя стариком. Словно мы гоняемся за собственными хвостами без всякого толку. Может, ты соображаешь лучше, чем я. Бассет меня беспокоит, вот что.

— Он не приходил к тебе?

— Нет, потому я и беспокоюсь. Что-то пошло не так, а что, непонятно.

— Почему, дядя Эм?

— Ну как тебе объяснить? Раз ты у нас западаешь по музыке, скажу так: где-то в аккорде затесалась фальшивая нота. По отдельности они вроде верные, но аккорд фальшивит. Не мажор, не минор, не уменьшенная септима, просто фальшь.

— А инструмент не можешь назвать?

— Не тромбон, это точно, но я нутром чую: кто-то нас дурит, и похоже, что Бассет.

— Давай что-нибудь делать!

— Что, например?

Этого я не знал.

— Взрослеешь на глазах, парень, — усмехнулся дядя, — только одну вещь запомни.

— Какую?

— Вытирай губную помаду, когда целуешься.

— Ладно, постараюсь запомнить. Так чем мы сегодня занимаемся?

— А что, есть идеи?

— Нет.

— Вот и у меня тоже. Давай устроим себе выходной и погуляем по Луп. В кино сходим, пообедаем, выберем кабаре с хорошим оркестром, глядишь, перспектива и прояснится.

Так мы и сделали, но настоящего веселья не получилось. Чувство было, как перед штормом — погода вроде ясная, но барометр постоянно падает. Даже на мне это сказывалось, а дядя явно ждал чего-то плохого, не зная, откуда оно явится. Впервые со времени нашего знакомства он нервничал и трижды звонил в отдел полиции, но Бассета не застал.

Мы не обсуждали это и папу тоже не поминали.