– Зачем же тогда быть представителем закона, если не иметь возможности хоть изредка нарушать его? – возражаю я.

Пока до него доходит, мы тоже доходим – до крыльца. Несколько попыток, и дверь открывается. Нам в нос бьет запах плесени и нежилого помещения.

– Попытаемся найти рубильник, – говорю.

– А вы хотите включить свет? – беспокоится Фернейбранка.

– Владельцы находятся за две тысячи километров отсюда, так что меня удивит, если они увидят свет...

Освещая себе путь фонариком, я иду в кладовку, нахожу рубильник, поднимаю рычаг. Вспыхивает свет.

Довольно удручающее зрелище. Обои отслоились, потолки в трещинах, лепные украшения крошатся, повсюду паутина.

Мы осматриваем комнаты одну за другой. Прямо замок Дрыхнущей Красотки. Кресла под чехлами, кровати и столы накрыты покрывалами. В этом есть что-то похоронное...

– Эге, – шепчет мой друг, – хорошенький кошмарчик, а?

– Да, неплохой, – соглашаюсь я. Мы обходим оба этажа, открывая все двери, включая те, что от шкафов, и те, что ведут в туалеты.

– Скажите, – вдруг спрашивает Казимир, – а что конкретно вы ищете?

– Не знаю, – серьезно отвечаю я, – именно поэтому обыск так увлекателен.

Мы спускаемся в погреб. Классическое подвальное помещение: котел системы отопления, винный погреб, чулан. Котел полностью проржавел, угля почти не осталось. В винном погребе мы находим только пустые бутылки и ящики. В чулане хранятся садовые инструменты, такие же ржавые, как котел.

Фернейбранка недоволен. Он собирался поиграть с приятелями в белот, а вместо этого приходится торчать в заброшенной вилле, пропахшей плесенью. Знаменитый столичный коллега начинает действовать ему на нервы.

– Не очень-то мы продвинулись, – усмехается он. В тот момент, когда он усталым голосом произносит эти пророческие слова, между моих ног пробегает крыса, да так быстро, что я не успеваю шарахнуть ее каблуком.

– Поганая тварь! – ворчит мой коллега. – Но откуда она вылезла?

– Отсюда.

Я показываю на дыру в полу погреба. Странно, крысиная нора находится не в стене, а в самой середине цементного пола. Я беру какой-то прут, валяющийся рядом, и сую его в дыру. Прут опускается вертикально на добрый метр, прежде чем остановиться.

Я поворачиваюсь к Фернею. Король анисовки уже не смеется. Он смущен.

– Что это значит? – спрашивает он.

– Сейчас увидим.

Я копаюсь в инструментах и нахожу лом. Вставляю его конец в крысиную нору и с силой нажимаю. Под моим ботинком громко хрустит цемент.

– Вы ничего не замечаете, Казимир? – спрашивай) я знаменитого полицейского Лазурного берега.

– Замечаю, – отвечает он. – В некоторых местах цемент отличается от остального.

Он со вздохом берет мотыгу и помогает мне рыть. Через пять минут мы снимаем пиджаки, через десять закатываем рукава, через пятнадцать начинаем плевать на ладони, а через двадцать снимаем цементную корку толщиной сантиметров в тридцать. Расширить дыру уже проще. Этот слой цемента клали люди, имевшие весьма слабые представления о строительном деле. Слишком много песка. Когда бьешь по цементу, он крошится или отлетает кусками. Мы снимаем больше квадратного метра. С нас льет пот, будто мы только что из сауны.

– Отличное средство для пищеварения! – брюзжит Фернейбранка.

Мы откладываем лом и мотыгу и беремся за лопаты. Мои руки горят, но меня воодушевляет непонятная сила. Я рою изо всех сил и устанавливаю рекорд для Лазурного берега, где лопаты служат рабочим главным образом как подпорки.