– О, Казимир! – возмущается мадам Фернейбранка, шокированная смелостью сравнения, а может, и из зависти, потому что ее собственные молочные пакеты похожи на спущенные пляжные матрасы.
Фернейбранка игриво смеется.
– А потом в один прекрасный день мамаша Мак-Геррел улетела к себе на родину. Кажется, ее племянник погиб в Африке и ей пришлось заняться делами.
Довольно короткое молчание.
– Как это грустно, – заключает хозяйка дома.
– Отлично, Ферней, – говорю я, – вы сделали полный обзор положения. А теперь, если не возражаете, перейдем к деталям...
– Может быть, лучше перейти к бараньей ноге? – шутит он.
– Одно другому не мешает. Мадам, ваш рыбный суп просто божествен. Она воркует:
– О, господин комиссар, мне очень приятно. Довольная, она подает такое ароматное блюдо, что у меня сводит кишки.
– Какие детали? – возвращается мой коллега к нашим баранам (точнее, овцам).
– С кем старуха общалась в Ницце?
– Ни с кем, кроме своего врача.
– Вы узнали имя и адрес этого эскулапа? Он достает бумажник и вынимает листок бумаги, покрытый заметками
– Доктор Гратфиг, улица Гра-дю-Бид...
– Зато Синтия должна была иметь кучу знакомых. Она наверняка училась, имела товарищей, общалась с торговцами.
– Не особо. Когда она приехала, ей было четырнадцать лет. Вместо того чтобы отдать девочку в лицей, старуха записала ее на заочные курсы, чтобы обучение оставалось английским. У Синтии была тяжелая жизнь: служанка, сиделка, да еще и учеба в одиночку. Она общалась только с местными коммерсантами.
Вот все, что мне может сообщить Фернейбранка. Это немало. Теперь я лучше разбираюсь в пружинах дела.
– Скажите, Казимир, Мак-Геррелы по-прежнему владеют своим домом?
– Да, по-прежнему.
– Они его сдали?
– Нет, стоит закрытый.
– Для скупердяев это означает потерю неплохого источника доходов, а?
– Да, верно.
Мы заканчиваем ужин, разговаривая совсем о другом. Казимир мне рассказывает последний марсельский анекдот. Я знаю его уже лет двадцать, но смеюсь, чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы не остаться в долгу, я рассказываю ему анекдот про голубого, который пришел к психиатру. Он его не понимает, но, чтобы доставить мне удовольствие, ухохатывается. Мы прикончили три бутылки розового и пребываем в легкой эйфории, когда я вдруг заявляю:
– Ну ладно, пора за работу! Фернейбранка хлопает себя по ляжкам:
– Ха-ха! Очень смешно. На такие хохмы способны только парижане.
Поскольку я встаю из-за стола с совершенно серьезным видом, он перестает смеяться.
– Вы куда?
– К Мак-Геррелам, мой добрый друг.
– Но...
– Да?
– Я же вам сказал, что там уже два года никто не живет!
– Ну и хорошо, значит, путь свободен.
– Как вы собираетесь войти в дом?
– Вообще-то через дверь, если замок не очень сложный. Пауза.
– Хотите пойти со мной?
– Но... Но...
Он смотрит на свою жену, на пустую бутылку и на мое обаятельное улыбающееся лицо. Мои методы его ошарашивают.
– В такое время!
– На юге я предпочитаю работать в ночной прохладе. Пойдемте со мной, коллега Всю ответственность я беру на себя.
Он следует за мной.
По моей просьбе Ферней заехал в комиссариат за отмычкой. Ворота мы открываем без труда.
– Слушайте, Сан-Антонио, – шепчет Ферней, которому явно не по себе, пока мы идем по аллее, – то, что мы делаем, незаконно. |