Итак, мы обладали цепью блестящих логических умозаключений, но у нас не было ни одного осязаемого доказательства вины Барри. Если бы мы представили в суд дело в таком виде, любой мало-мальски приличный адвокат разнес бы его в пух и прах. Камня на камне бы не оставил.

А дальше… Дальше мои трудности сделались просто непереносимыми, потому что Эллери уехал в отпуск.

Квин хмуро поглядел на пустую кофейную чашку.

— Я ломал себе голову, что делать. Все виделось в совершенно безнадежном свете. Как, спрашивается, я могу доказать вину, не имея улик! Было от чего сойти с ума. Но тут Эллери в последний раз пришел мне на помощь. Он прислал телеграмму, где высказывалась ценная идея.

— И что же это была за идея? — спросил Кронин.

— Самому немного заняться шантажом.

— Ты в роли шантажиста? — Сампсон удивленно поднял глаза. — Не знаю, не знаю, до чего бы ты дошел в этой роли.

— Когда Эллери что-то предлагает, к этому стоит прислушаться, даже если поначалу это и звучит весьма сомнительно, — ответил инспектор. — Я понял сразу: единственный выход — сфабриковать улики. Сделать их!

Оба слушателя инспектора недоуменно наморщили лбы.

— Все очень просто, — сказал Квин. — Фильд был убит необычным ядом. Он был убит, потому что шантажировал Барри. Разве нельзя было предположить, что Барри попытается снова использовать тот же яд, если его опять будут шантажировать? Нужно ли напоминать вам поговорку: «Единожды отравивший будет отравителем всегда». Если бы мне удалось спровоцировать Барри на новую попытку отравить кого-нибудь тетраэтилсвинцом, он был бы у меня в руках. Этот яд почти никому не известен. Тут и доказывать больше ничего бы не пришлось. Одного этого было бы вполне достаточно.

Но как, спрашивается, можно было заставить его пойти на такое? И вот тут-то идея с шантажом пришлась весьма кстати. У меня и в самом деле были подлинные документы о происхождении Барри. Барри полагал, что уничтожил их, у него и мысли не возникало, что документы, взятые им у Фильда, были хорошо выполненными подделками. И если бы я начал шантажировать его, он понял бы, что ситуация не изменилась, — он по-прежнему в западне. Следовательно, он попытался бы сделать то же самое.

И тогда я воспользовался услугами нашего милого друга Чарли Майклза. Единственная причина, заставившая меня это сделать, — допущение, что Барри легче всего будет поверить, что подлинники документов остались у Майклза, постоянно сопутствовавшего Фильду, его сообщника. Я велел Майклзу написать под мою диктовку письмо. Я хотел, чтобы его написал именно Майклз, потому что могло статься, что Барри знаком с Майклзом и с его почерком — ведь он имел дела с Фильдом. Конечно, вы можете сказать, что это перестраховка, но я не хотел идти даже на малейший риск. Стоило сделать малейшую ошибку — и Барри раскусил бы меня, все пошло бы насмарку.

Я приложил к письму один лист из подлинных документов, чтобы доказать, что я не блефую. Я указал в письме, что Барри взял у Фильда только копии. Прилагаемый листок свидетельствовал, что я не лгу. У Барри не было ни малейших оснований сомневаться, что Майклз не отвяжется от него, точно так же, как раньше не отвязывался его босс.

Я определил место, время встречи и… короче, наш план исполнился…

Это надо было видеть, господа мои!

Барри пришел. У него с собой был маленький надежный шприц с тетраэтилсвинцом. Кроме того, у него была с собой и бутылочка с отравленным виски.