Белецкий очень любил творчество этого поэта и мог бесконечно читать его стихи. Для эфира в тот день он записал два стихотворения "Ялтинский домик" об обожаемом Чехове ("Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой, вежливый доктор с улыбкой застенчиво кроткой, как мне ни странно и как ни печально, увы, старый мой доктор, я старше сегодня, чем вы...") и "Молитву о возвращении". Многие особо чувствительные дамочки, присутствующие на съёмках в качестве зрителей, не смогли сдержать слёз. Но только сейчас он, наконец, полностью осознал и прочувствовал весь смысл этих строк, таких простых и одновременно таких пронзительных, бьющих прямо в сердце.
Семимиллионный город не станет меньше,
если один человек из него уехал.
Но вот один человек из него уехал,
и город огромный вымер и опустел.
И вот я иду по этой пустой пустыне,
куда я иду, зачем я иду, не знаю,
который уж день вокруг никого не вижу,
и только песок скрипит на моих зубах.
Прости, о семимиллионный великий город,
о семь миллионов добрых моих сограждан,
но я не могу без этого человека,
и мне никого не надо, кроме него.
Любимая, мой ребёнок, моя невеста,
мой праздник, моё мученье, мой грешный ангел,
молю тебя, как о милости, возвращайся.
Я больше ни дня не вынесу без тебя!..
Именно сейчас ему настойчиво лезли в голову эти строки. Звучали в голове, как заевшая пластинка. И в очередной он поразился тому, какой болью внутри отзывается то, что переживаешь сам, с кровью и слезами, а не просто отстранённо декламируешь на публику.
...И вот я стою один посреди пустыни,
стотысячный раз повторяя, как заклинанье,
то имя, которое сам я тебе придумал,
единственное, известное только мне.
Дитя моё, моя мука, моё спасенье,
мой вымысел, наважденье, фата моргана,
синичка в бездонном небе моей пустыни,
молю тебя, как о милости, возвратись!
(О господи, сделай так, чтоб она вернулась,
о господи, сделай так, чтоб она вернулась,
о господи, сделай так, чтоб она вернулась,
ну что тебе стоит, господи, сделать так!)...
О господи, сделай так, чтоб она вернулась, пробормотал он почти бессознательно, не отдавая себе отчёта, ну что тебе стоит, господи, сделать так...
И в этот миг в дверь гримёрной нетерпеливо забарабанили.
Белецкий, разумеется, не поверил в то, что это Галинка, ни на секунду. Это было слишком невероятно и слишком хорошо для того, чтобы обернуться реальностью. И всё таки сердце взмыло ввысь вместе с моментально вспыхнувшей надеждой, а потом так же резко упало... "Разлука вот какая штука: не ожидая ничего, мы вздрагиваем не от стука, а от надежды на него" , вспомнились ему строки Окуджавы.
Войдите, откликнулся он, помедлив, чтобы справиться с дыханием. Не хотелось никого видеть, но отвертеться от общения всё равно не получится, раз уж пришли. Только бы не журналисты, пожалуйста, он совершенно не готов был общаться с представителями СМИ.
Дверь распахнулась, и в гримёрку, топая, как гиппопотамиха, ввалилась Хана Вайнштейн.
Сашка! заорала она в свойственном ей стиле так, что со стен чуть не попадали висевшие там афиши. Красавчик мой, дай ка я тебя расцелую!!!
Ханочка Львовна! светлея лицом, откликнулся он с искренней улыбкой и вскочил, чтобы принять старуху в свои объятия. Спасибо, что пришли...
Та стиснула артиста так, что у него все рёбра затрещали, и звучно и смачно расцеловала его в щёки. |