Галинка совсем не представляла, как будет теперь жить, но одно понимала точно   жить, как прежде, больше не получится. Для кого то, быть может, это не трагедия, ну уж точно не конец света, если муж целуется с другой женщиной: не переспали же, а это самое главное. Но она была воспитана матерью иначе. Поцелуй   это уже измена, как ни крути. Нечто очень интимное и сокровенное, даже в какой то степени более значимое и важное, чем секс. Это символ единения не только тел, но и душ. Одно обжигающее дыхание на двоих, влажное соприкосновение нетерпеливо приоткрывшихся губ, будоражащее кровь тесное объятие, непередаваемое ощущение биения чужого сердца рядом... Это близость и взаимное влечение двух людей, которым больше невыносимо находиться на расстоянии друг от друга. Высшая степень доверия и взаимного притяжения.

А ведь тут был не просто поцелуй с абстрактной "другой женщиной". Это   Кети, его больная, безумная, кровоточащая юношеская любовь... Не может быть так, что всё произошло случайно, спонтанно и мимолётно.

Галинка старалась гнать от себя эти мазохистские мысли, но у неё не выходило не думать о том, как её муж целовал Кетеван, как засовывал, должно быть, язык ей в рот, как обхватывал руками её талию и прижимался к ней всем телом... её мутило от этих жестоких фантазий, но ничего поделать с собой она не могла.

Наверное, отчасти в случившемся была виновата и она сама. Слишком уж она... идеализировала его. Слишком доверяла   всецело, безоговорочно. Уверовала в то, что она для него в целом мире   одна единственная, и что это никогда не изменится. Она ни разу не унизила мужа ревностью и подозрениями, и, видимо, несколько переоценила то место, которое занимала в его жизни. Но он же... он же горячо поддерживал в ней эту веру!

Господи, да разве можно было так играть?.. Так притворяться?.. И эти глаза, полные нежности, и ласковое, мягкое обращение “Галюша”, от которого её словно обволакивало уютное облачко тепла... И его горячие руки на её теле, знающие все самые чувствительные точки... Даже во сне он часто бессознательно находил и сжимал её ладонь, словно боялся, что она исчезнет... Как он мог всё это обесценить одним единственным поступком?!

На смену недоумению пришло физическое отторжение, отрицание случившегося. Этакий протест организма. Её кидало то в жар, то в холод. Кожа то становилась влажной, то покрывалась мурашками. Внезапно начинали гореть щёки, и сразу же вслед за этим Галинку трясло, словно в ознобе. Одновременно подташнивало, болела голова, ныли живот и поясница. Таксист, который вёз её в Ялту, то и дело с подозрением косился на странную пассажирку, которую букально корёжило, словно наркоманку во время ломки. Кажется, он выдохнул с видимым облегчением, когда, наконец, они прибыли по адресу...

Мать выскочила ей навстречу из ворот. Обняла, заохала, запричитала, забросала какими то торопливыми словами утешения... Галинка не успела рассказать ей всего по телефону, но главное женщина уловила: её драгоценный зять спутался с другой бабой. Этого было достаточно...

Самым тяжёлым оказалось войти в дом. Дом, который был свадебным подарком Белецкого. Сколько счастливых дней они провели здесь вместе!.. Большую часть года супруги обычно жили в Москве, но иногда могли сорваться в Крым на недельку другую, а то и на целый месяц, если, к примеру, у Белецкого не было съёмок и он не был занят в театре. За домом следила мама   она переехала туда после уговоров зятя.

Откровенно говоря, Галинка предпочла бы сейчас вернуться в их с матерью старый домик, в котором она родилась и выросла, слишком уж тяжело ей было оставаться здесь , где всё, каждая мелочь, напоминала о муже. Но их прежнее жилище было отдано под съём отдыхающим.