– Товарищи, где Кирпонос? Почему я в управлении фронтом никак не могу найти командующего? Бардак развели! – и тут же, перестав кричать, тихо спросил: – А это правда насчет того, что Гудериан… железную дорогу?..

– Так точно, товарищ первый секретарь, – Масюк участливо покивал.

– А как же эвакуация? Самолетами?

Никита вылупил на нас глаза.

– Самолетов свободных нет, – я пожал плечами, перемигиваясь с Масюком. – Все на фронте заняты. Сами знаете какая сейчас ситуация под Кременчугом…

– Что значит заняты?

Хрущева покраснел, вот-вот кондратий хватит.

– Придется переходить на нелегальное положение, – я участливо посмотрел на Никиту. – У вас есть конспиративная квартира?

– Квартира? Не – ет, – заблеял первый секретарь. – А как… же… Мне обещали!

– Оперативная обстановка изменилась, – теперь пожал плечами Масюк.

– А вы, вы тоже в Киеве остаетесь? Как планируете выходить из окружения?

Хрущев забегал по приемной. Сейчас начнет накручивать по потолку.

– Формируется ударный кулак, – я пошелестел документами. – Будем прорываться с боем. Вам винтовку выдать? Или ППД? У нас тут где-то был…

– Да что за безобразие?! – заорал Хрущев, разбрызгивая слюну. – Я буду жаловаться! Вы обязаны обеспечить мне и моей семье эвакуацию. Пусть ВВС выделят Дуглас. А лучше два.

– Секундочку, я записываю, – Аркаша схватил бумагу, карандаш.

– Идиоты! – Никита выбежал из приемной, хлопнул дверью.

– Эх, прилетит нам за такие шутки, – Масюк закурил папиросу.

– Это вряд ли, – махнул я рукой. – Кирпоносу сейчас не до нас, а я вообще остаюсь в Киеве. Если что, вали все на меня.

– Эх, Петя, – Аркаша вздохнул. – Хрущ злопамятный, припомнит нам. Ну что? Пойдем жечь документы.

И мы пошли.

Во дворе коменданты вытащили несколько железных бочек, разожгли в них огонь. Мы начали стаскивать папки из архива, которые увезти было нельзя, но и немцам оставлять было невозможно. Один раз нас прерывал авианалет, еще один раз я вышел за ворота – Аркаша решил покурить и поглазеть на эвакуируемый Киев. Но по улице брели только колонны уставших, с серыми лицами бойцов. Многие несли носилки с ранеными.

Мимо нас пронеслась грязная донельзя «эмка» и лихо, чуть не с разворотом, затормозила у крыльца. Из нее чуть не выпал Голдович. Его даже пошатнуло, и он схватился за ручку, чтобы устоять. Увидев нас с Масюком, он махнул рукой, подзывая нас. Мне и самому было интересно, что у него стряслось.

– Командующий здесь? – спросил он, когда мы подбежали к машине. От Александра Ивановича, казалось, только глаза с черными кругами под ними остались, таким осунувшимся и усталым он выглядел.

– Еще здесь, – кивнул я. – У Тупикова был минуту назад.

– Сейчас, передохну хоть чуть-чуть, – Голдович тяжело дышал, будто он не на машине ехал, а бежал всю дорогу. – Связи не было нигде, ехать пришлось. Нужен приказ… на подрыв мостов…

– Всех отвели? – спросил я, стараясь задать вопрос как можно спокойнее.

– Нет…, - было видно, как Александру Ивановичу трудно дался этот ответ. Как и решение. – Но медлить больше нельзя, немцы на отдельных направлениях чуть не в километре.

Кирпонос как почуял, вышел на крыльцо.