Часовой торчал на месте, затаившись в вестибюле и охраняя единственный вход. Я показал документы, хотя видел он меня здесь, наверное, раз десять, не меньше. Но поднявшись наверх, я услышал какую-то возню и приглушенные вскрики. Так что последние пару этажей я преодолел влёт, хотя ноги и гудели.

Ильяз вязал какого-то мужчину, бледного, будто он в погребе три года просидел безвылазно. Он настолько увлекся этим делом, что даже не услышал как я топотал по лестнице.

– И что здесь творится? – спросил я, чем, наконец, привлек внимание Ахметшина. Ну, я бы тоже захотел узнать, кто это вопит мне прямо в ухо.

– Шбиёна боймал, товарищ старший лейтенант! – бодро и радостно сообщил мне подчиненный. – В комендатуру сдадим или сами расстреляем?

– Ишь, кровожадный какой! А поспрашивать, кто, откуда, не собираешься? – я наклонился к мужчине. Лет тридцати, наверное, не больше. Лицо ему Ильяз отрихтовал немного, губу разбил, вокруг левого глаза наливался свежий синяк.

– Как зовут тебя? – спросил Ахметшин грозным голосом.

– Андреев Павел, – совершенно бесцветно ответил он, будто автомат говорил.

– Ты где живешь? – я задал вопрос уже поспокойнее, дав Ильязу отмашку помолчать, но задержанного, кажется, это не волновало.

– Раньше в Троещине жил, а сейчас в больнице имени Ивана Петровича Павлова, на Подоле.

О больнице имени Павлова я знал. Это огромная киевская психушка на правобережье. Именно туда Соломоныч вел своих пациентов и оттуда дал дёру Виталик, добравшийся аж до Москвы.

– А что же ты здесь ходишь? – спросил я. Уже понятно было, что до шпиона Павлу Андрееву как до Луны.

– А всех собрали и увезли на поезде, а мне отсюда уезжать нельзя…, - бесцветным голосом продолжал вещать задержанный. – У меня тут связь с небом, а в другом месте она пропадет и я не смогу принимать оттуда мысли.

– Какие хоть мысли? – влез Ахметшин, развязывая ему руки. Напрасно это он спросил.

– Холод, надо топить…топить…, - забормотал Павел. – Летать – возвысить себя до материального и отпустить все связи; оставить все естество… Там вверху тепло, Икар, Икар!

– Документы есть? – спросил я уже для порядка. Да и отвлечь надо от этих Икаров. Так притворяться только большой артист сможет, а не рядовой шпион.

– Справка есть, мне в больнице давали, когда домой выписывали.

Он полез куда-то и подал мне сложенную вчетверо изрядно потертую бумажку. Я развернул ее, боясь только, чтобы она не рассыпалась у меня в руках и прочитал: «Довідка видана Андрєєву Павлу Даниловичу, 1910 р.н., у тому, що він проходив лікування у Київській психіатричній лікарні ім. І.П. Павлова з 13 січня 1940 по 26 травня 1940 року з діагнозом „Параноїдна шизофренія“».

Ильяз заглянул через плечо на справку. Павловку знали все, безо всякой справочной. И украинский язык помехой не был.

– Ну что, отпускаем? – спросил Ахметшин. Вроде как тот факт, что поймал он вовсе не шпиона, не сильно расстроил моего помощника.

– Погоди отпускать, – тормознул я его. – Самый главный вопрос мы не задали. Ты Паша, как сюда пролез? – в то, что он смог проникнуть мимо часового, я не верил ни разу. – Покажешь?

– Пойдемте, – не стал отпираться задержанный. И неспешно пошел по лестнице вниз.

Мы с Ильязом долго удивлялись, как человек смог проникнуть в такую щелочку, даже такой худощавый как Паша Андреев. Внешне в эту дыру мог бы пролезть небольших размеров щенок, не больше, но больной влез туда без труда и через какой-то десяток секунд попрощался с нами с другой стороны.