Надо подумать, какие у меня плюсы, а какие минусы. Я снял сапоги и лег на койку. Жестковато, конечно, но бывало и хуже. Так, что это было в конце? Понятно, замеряли приблизительное время моего придуманного допроса. А что перед этим было? Принесли пакет. Скорее всего, особист в госпитале расспрашивал, сколько времени я провел в палате один. А они решили сверить эти показания с моими. Да, не точно, плюс-минус минута, но Чхиквадзе вроде был доволен. И что это значит? Кирпонос сказал, что в первый раз Реваз сделал так, как он ему велел, значит, он должен вроде как быть на моей стороне. Ну, по моим подсчетам, пробыл я там минут пять.
По трупу. Наследил я там? Не особо, трогал кровать, клеенку. Даже если пальчики катать будут, ничего удивительного, опирался, поправлял, всё объяснить можно. Сделают вскрытие? Да хоть сто раз! Я вовремя вспомнил рассказ Власа, того самого старого вора. Это он научил меня трюку с клеенкой. «Только дураки душат подушкой и надеются, что никто ничего не найдет. Перья, Петя, простые куриные перья, их находят в горле и менты себе рисуют палку за раскрытое дело!».
Кто знает, что еще там всплывет до утра? Хрен его знает, товарищ старший лейтенант. Завтра узнаем. А самое главное, утром станут известны результаты авиаразведки. Ночь вон какая: месяц тоненький, новый, зато ни облачка, звезды горстями разбросаны, только летай да смотри, особенно, если знать куда лететь и что смотреть.
Наверное, тут меня и сморило, потому что проснулся я только утром, да и то, не сам, а дежурный, младший сержант, зашел и аккуратно потряс меня за плечо:
– Товарищ старший лейтенант! Просыпайтесь! За вами приехали!
Я сел, протер глаза.
– Умыться принеси, – буркнул я.
– Это сейчас, секунду, – он метнулся из камеры, не закрывая дверь, и принес ковшик с водой, ведро, подал висевшее на гвоздике вафельное полотенце, не очень новое, местами протертое до дыр, да ничего страшного, было бы чем вытереться.
Я плюхнул водой в лицо, прополоскал рот. Воспользовался полотенцем, провел рукой по щеке. Непорядок, конечно, щетина. Но мой вещмешок с мыльно-рыльными принадлежностями остался в приемной, наверное, Аркадий просто задвинул его куда-нибудь, чтобы глаза никому не мозолил. Ладно, нечего тянуть, надо ехать. Чисто выбритое лицо ничем не поможет, если мои слова не подтвердятся. Хотя, конечно, и наказывать меня вроде не за что: ну передал показания умирающего немца, и что? А то, Петр Николаевич, что гонцам с плохими вестями до сих пор рубят головы.
Ладно, что-то меня не в ту сторону повело. Ничего еще не кончилось. Сейчас всё и узнаем.
Из-за утреннего шевеления проснулся и Ильяз, хотя время было еще раннее, до подъема на губе оставалось, наверное, с полчаса.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Уезжаешь?
– Да, пора, – подтвердил я, отряхивая с гимнастерки непонятно как прилипшую соломинку. – Как хоть фамилия твоя? А то так до конца и не познакомились.
– Ахметшин. Младший лейтенант Ахметшин, сорок пятый инженерный полк.
– Про полк помню. Ладно, давай прощаться, может, и свидимся еще!
Попрощался с грустным Ильязом, вышел из камеры. Привез меня водитель, наш, из управления, безо всякого сопровождения. Михеев встречал на посту у входа. Я почему-то вспомнил, как мы сюда впервые приехали с Кирпоносом. Вроде и времени немного прошло, а сколько всего наворочено уже. В кабинете меня ждал Чхиквадзе, что-то писал. Увидел меня, перевернул листок написанным вниз и отодвинул в сторону… Я прошел, остановился перед столом.
– Присаживайтесь, товарищ старший лейтенант, – сказал особист. Пока без эмоций, ничего не понятно.
Я сел, Чхиквадзе пошел к сейфу, открыл и достал мои документы и пистолет. Молча положил на стол передо мной. |