Изменить размер шрифта - +
 – Он такой, строит из себя недалекого крикуна, да скандалиста, а человек хитрый, скрытный. Вот у Хозяина во время застолий изображает клоуна, гопака танцует, народ веселит, но вот попомните меня…

Что попомнить мы так и не узнали – в приемную быстрым шагом зашел Кирпонос.

– Семен Михайлович? А я тебя еще вчера ждал.

– Не вышло вчера. Как прилетел из Москвы, сразу к тебе.

– Ну пойдем, есть что обсудить.

Я успел и побриться, и переодеться, а Кирпонос с Буденным продолжали обсуждать новости. Ненадолго к ним присоединился Тупиков, но, наверное, совещание с его участием было запланировано на потом, когда штабные оценят новые данные. Выйдя из кабинета, он не ушел, а остановился около меня. Я прекратил мучить пишущую машинку, встал:

– Товарищ генерал-майор?

– Ты, Соловьев, зла на меня не держи. Сам понимаешь, сведения твои… как снег на голову. Короче, не серчай. – он развернулся и вышел из приемной. Чудны дела твои, это с каких таких пор генерал у старлея прощения просит? Видать, проняло и Тупикова. Может, теперь начштаба и поживет подольше, а не ляжет рядом со своим комфронта в сентябре. Мужик он грамотный, отзываются о нем штабные очень хорошо. Я зла на него и не держал. Действительно, мало ли чего в горячке не наговоришь. А ответственность на них висит не в пример нашей.

Наконец, вышел и Буденный. Махнул нам рукой, чтобы не вставали, и ушел. Обычно мы и не вскакивали, если кто заходил или выходил, когда работать, если каждую секунду вскакивать будешь, но всё же Маршал Советского Союза не каждый день заглядывает.

– Соловьев! Пётр! – позвал Кирпонос. – Дверь прикрой, присаживайся, – добавил он, когда я зашел.

Я сел, думая, зачем он меня позвал. Комфронта взял из стопки на углу стола папку, не верхнюю, где-то из середины, и подвинул ко мне.

– Читай. Думаю, тебе надо это знать.

В папочке было не особо много содержимого. Несколько листочков всего. Сверху лежал мой рапорт, или как его назвать, который я вчера писал у особистов. Сейчас в уголке он был подколот скрепкой, чуть криво, и я машинально ее поправил. Синим карандашом кое-где, не очень густо, были сделаны какие-то непонятные мне отметки, но я на них смотреть не стал, всё равно сейчас не до того, чтобы расшифровывать чьи-то галочки и крючочки. Так что это я отложил в сторону, ничего нового для меня здесь нет.

Следующим был протокол судебно-медицинского исследования тела фон Брока. Хорошо, хоть на машинке напечатан, врачебные каракули разбирать радости мало – врачи карябают, как курица лапой. Впрочем, и это не спасло: документ только казался написанным на русском языке, я понимал в нем далеко не всё. Вот что такое пятна Тардье? И на кой хрен тут пишут про нерезко выраженное венозное полнокровие внутренних органов? А размеры правой почки 45 на 105 на 48 миллиметров? Это много или мало? А вес сердца 380 граммов? Спасибо, это пролистаем. Вот, в конце пишут: данных за смерть от механической асфиксии нет, выявленные признаки неспецифичны. Вот это хорошая новость, а я время тратил на пятна и правую почку вместе в левой. Не обманул Влас, всё правильно насоветовал, сработала клееночка.

А следующим лежал листочек, с которого и следовало начинать. Что ж его Михаил Петрович сверху не положил? Я бы на остальное и внимания не обращал! Товарищ Чхиквадзе, который Реваз Давидович, сообщал благодарному читателю, что при проверке сведений, предоставленных старшим лейтенантом Соловьевым, никаких косяков в его поведении не выявлено. Нет, конечно, там про это всё было напечатано русским по белому скучными канцелярскими словами, я вам, друзья, просто перевожу на нормальный язык. Еще раз: Соловьев молодец, нигде не соврал и ничего не нарушил. Дайте ему дополнительную пайку и на просмотр кинофильма с актрисой Орловой посадите в первый ряд.

Быстрый переход