– А ты, Дроздов, его хоть обыскал? – спросил не очень радостный голос где-то надо мной.

– А как же, тащ старший лейтенант! – я прямо спиной почувствовал, как мой пленитель довольно осклабился. – Вот, у немчика вещмешок имеется, что там внутри, не смотрели еще.

– Какой же он немчик, Дроздов? – голос приблизился ко мне и раздавался примерно в районе, скажем так, моей поясницы. – Форма наша, вещмешок тоже, сапоги только немецкие. Окруженец, скорее всего.

– Тю, а я думал, шпион…, - разочарованно протянул голос с порога, – или перебежчик хоть.

Тут я понял, что пора вступать в беседу, а то на полу прохладно было. Я попытался перевернуться на спину, но связанные сзади руки не дали, но голову я всё же поднять смог.

– Я старший лейтенант Соловьев, адъютант комфронта. Прикажите развязать меня! – хреновато получилось, во рту всё пересохло, да и грязи там было, будто я землей питался неделю. Промычал, короче.

– Гы, а я артист Игорь Ильинский, – проявил глубины остроумия Дроздов.

– Молчите, товарищ младший сержант, – гаркнул неизвестный мне (и пока невидимый) старлей.

– Документы в вещмешке, в пакете из пергаментной бумаги, – во рту наконец-то набралось достаточно слюны, чтобы спокойно разговаривать. – И развяжите уже мне руки!

– Действуй, – скомандовал командир и шагнул куда-то в сторону, через пару секунд зашуршав вещмешком. Видать, завязки намокли, Дроздов успел освободить мои порядком затекшие руки, а он всё возился.

– За длинную дерните посильнее, развяжется, – посоветовал я и совсем скоро старлей зашуршал пакетом.

– Старший лейтенант Соловьев, Петр Николаевич, – прочитал он. – Адъютант командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса…

Я посмотрел на потерявшего улыбку неудавшегося двойника артиста Ильинского. Тот сделал вид, что взгляда моего не замечает и уставился на слабенький огонек коптилки, стоящей на столе. Я поднялся на ноги и хлопнул его по плечу. Мы поняли друг друга без слов и через секунду на столе появился сначала мой парабеллум, а потом и часы. Всё это я быстренько спрятал себе в карман. Там моим вещичкам намного приятнее будет.

– Связь есть? – спросил я продолжающего ломать глаза над моими бумагами старлея. При таком освещении и до утра не прочитаешь. И ведь это он еще до наград не добрался.

– А? – встрепенулся он. – Связь? С полком была, вечером связывались.

– Вызовите кого-нибудь из особого отдела, – начал распоряжаться я. – И помыться у вас можно?

– Дроздов! – скомандовал старлей. – Сбегай, организуйте там! И связь, и помывку. И накормить! – добавил он уже в спину сержанту.

* * *

Лейтенант-особист приехал за мной рано утром на «эмке», так щедро покрытой грязью и пылью, что настоящий цвет машины определить было невозможно. Я к тому времени успел и помыться, и похлебать кулеша, разогретого Дроздовым. Ну, и поспать, вестимо дело.

– В штаб фронта сообщили, – сказал особист после того как проверил все мои документы и чуть не на зуб их попробовал. – Поступило указание доставить вас на УР в Мрию, оттуда уже в Киев поедете.

Я только кивнул соглашаясь. Может, Аркаша сообразил, кто там сегодня куда поедет, вот и стыковал. Ладно, тут до Киева пешком дойти можно, если сейчас выдвинуться, то к обеду доберусь. Но кто же откажется подъехать на машине? Так что завтрак побоку, потом где-нибудь поем. Ребятам больше достанется.

– А в целом как ситуация на фронте?

– Обстановка очень сложная, сдали Конотоп – особист тяжело вздохнул – Идут кровопролитные бои за плацдарм у Кременчуга.