– А в целом как ситуация на фронте?

– Обстановка очень сложная, сдали Конотоп – особист тяжело вздохнул – Идут кровопролитные бои за плацдарм у Кременчуга. Два раза уже разрушали понтонный мост. – он шпарил как по газете.

Мой сопровождающий помолчал, тихо произнес, уже по человечески:

– Киев практически окружен. Начата частичная эвакуация. Есть приказ… о взрыве мостов через Днепр и УРов.

Вот это номер… Я покачал головой. Все-таки мое общение с Кирпоносом, Тупиковым не прошло даром. Затянули окружение, успели выбить из Москвы директиву об отходе за Днепр. УРы жалко, но людей еще жальче.

Укрепления что? Отстроят. Пушек и самолетов с танками наделают. А вот обученных солдат взять неоткуда. Может и провала под Харьковом в следующем году не будет? Я задумался. Власова-то теперь тоже в обойме нет… Кто же под Москвой пендаля немцам даст? Нет, Сталин что-нибудь придумает. Наверное уже вызвал сибирские дивизии или скоро вызовет. Жукова дернет из Ленинграда. Хотя и там, конечно, тоже жопа.

Поездка скучной не была: лейтенант не дал ни секунды покоя. Пока ехали, всю душу из меня вынул. Нет-нет, да и прорывались у него такие нотки в голосе, что становилось понятно: будь я простым окруженцем, хрена с два отделался бы одной беседой. Но в основном вежливо, конечно. До Чхиквадзе ему ой как далеко, так что я при желании обмануть его смог бы. Но мне скрывать было нечего: кроме случая с Кохом, который я счел недостойным внимания особиста, остальное я рассказал во всех подробностях.

Поплутав немного по полям и пообщавшись с охранителями дорог, которые только для того и стоят, чтобы никому ничего не говорить и не пущать, мы наконец-то добрались до Мрии. Дот с тех пор, как я здесь был последний раз, изменился не особо. Разве что место это сильно напоминало пустыню – так здесь всё перепахали снарядами. Даже трава росла только кое-где, совсем мелкими порциями. А вон и командир местный, майор… не помню я его фамилию, что зовут Евгением Петровичем – это точно. Вылез из нутра дота, как раз того, где Пирата поймали. Я хотел было подойти, доложиться, но что-то меня остановило. Я стоял и щурился на сентябрьское солнышко, наслаждаясь тишиной. Недолго, секунд двадцать. А потом снова посмотрел на майора и понял, что пора.

Из бункера вылез Голдович – мой старый знакомец из тридцать седьмой армии. С тех пор как мы встретились у Старинова, постоянно с ним сталкиваюсь. Что-то они с майором обсуждали, довольно бурно, но без мордобоя. Может, это и есть мой попутный транспорт до Киева?

Я нахлобучил фуражку, взял свой вещмешок и, кивнув лейтенанту, уже на ходу поблагодарил его за помощь. Особист что-то буркнул и я услышал, как он командует водителю: «Поехали».

Подошел к выясняющим отношения начальникам, стал в сторонке. Зачем мешать людям, о чем-то яростно спорящим? Тем более, если они – старшие по званию. Разговаривают громко, особенно Голдович, возмущается, что его приплели к чему-то, чем он не занимался. Ну и дальше опять сказка про белого бычка: один говорит «сделай», другой – «не буду, своих дел по гланды».

Когда начальники пошли на третий круг, я решил вопрос немного ускорить и кашлянул. Первым повернул голову майор… Блин, да как же его фамилия? На языке вертится, покоя не дает. Он скользнул по мне взглядом и снова развернулся к Голдовичу. Зато Александр Иванович прямо-таки обрадовался. Тут я и почуял – что-то он задумал в ту секунду, пока разглядывал меня.

– Петро! Какими судьбами? А говорили, что ты в самолете разбился!

– Слухи сильно преувеличены, товарищ полковник, – улыбнулся я в ответ. – Как видите, я живой. А вы в Киев сейчас? А то мне в штаб…

– Да какое там! Мне в Киев хорошо бы к завтрашнему утру попасть.